Когда-то у людей оставалось лишь воспоминание об умерших родственниках, потом появились записи. Глядеть на знакомый почерк, читать сотни раз прочитанные строки и словно оживлять человека в памяти. Потом появились фотографии, магнитофонные ленты, кино, видеозапись. И, наконец, открыли способ воскрешать умерших, давать – нет, не им, себе – возможность прожить вместе с ними столько времени, сколько осталось тебе, сказать им то, что не успел сказать, продолжать делиться твоими радостями и горестями.
Не все шли на это, по разным причинам. Но, может быть, потом, после своей смерти, и такие люди поймут, что значит жизнь, и как с ней следует обращаться…
Никого, кроме людей
Передвигаться по крутому склону было не очень удобно, но других склонов на планете не имелось.
Питер Мец достиг вершины хребта, и ухватился за треугольный край, чтобы отдышаться.
Право, он предпочёл бы двигаться вдоль хребта, даже рискуя быть разрезанным пополам – если вдруг ослабеют ноги, – чем беспрерывно ползать вверх-вниз. А внизу ещё и приходилось перепрыгивать через ручьи или переплывать через реки, если распадок оказывался достаточно широким.
Но другой дороги в Замок не было, и потому Питеру приходилось двигаться именно так: то поднимаясь на склон, то спускаясь со склона. Хорошо ещё, что почти повсюду склоны были увиты буйной растительностью. Сапрофиты присасывались намертво, и могли выдержать не только свой вес, но ещё и вцепляющегося в них человека. Тогда передвижение превращалось в лазание.
Там, где не было зелёных стеблей, сохранялись сухие: древоедам было запрещено сгрызать растительный слой без остатка. В противном случае всем приходилось бы двигаться в обход, а этого никому не хотелось.
Питер посмотрел вперёд, надеясь увидеть Замок. Но до него было ещё далеко.
Перед Питером простиралась череда горных хребтов, через которые предстояло перевалить, чтобы добраться до цели. Одни из них чуть повыше, другие чуть пониже. К счастью, ни один из хребтов не сверкал нестерпимым блеском ледникового покрова: ледовый пояс начинался много севернее, но от этого склоны не становились менее крутыми.
Вздохнув, Питер начал спуск. Вверх-вниз, вверх-вниз. Поневоле позавидуешь древоедам. Им-то не приходится постоянно переваливать через хребты. Разве что кто-нибудь увлечётся и выгрызет всю растительность в своём распадке. Но тогда проглоту помогает перебраться через горы кто-нибудь из распорядителей. В их же интересах…
Но обычно этого не случалось: растения успевали отрасти прежде, чем древоеды переползали от ледяного пояса до раскалённого, и обратно. Туда по левому склону распадка, обратно по правому. Вот и весь севооборот.
А в самих поясах ничего не росло: возле льда всё замерзало, а по приближению к экватору – выгорало от всеиссушающей жары. Даже ручьи и речки переставали течь, и густыми испарениями поднимались кверху, чтобы снова потоками дождя пролиться где-нибудь в среднем поясе, либо же осесть снежинками в поясе лютого