Свет проникал сквозь единственное зарешеченное окошко величиной с газетный лист. Мазур стоял на том же месте, пока глаза не привыкли к полумраку.
Камера была большая, примерно десять на пять. Одну стену целиком занимали нары, на которых могли вольготно – если только термин уместен при данных обстоятельствах – поместиться человек десять. Голое струганое дерево, ничего похожего на постели. Однако… Даже в вытрезвителе, судя по рассказам квартировавших там, дают простынку. И больше никакой мебели, вообще ничего, кроме лохани у входа, прикрытой деревянной крышкой. Легкий запашок, пробивавшийся изнутри, недвусмысленно свидетельствовал о ее назначении. Гауптвахта, где Мазуру довелось несколько раз бывать в курсантские времена, была чуточку более комфортабельной. Разве что погрязнее – здесь-то была чистота. Возможно, из-за того, что мусорить было просто нечем – не видно никаких личных вещей, никаких кружек-ложек. Ничего. Нары, параша и четверо босоногих людей на нарах. Трое мужчин. Один лысоватый, лет сорока, с объемистым брюшком, нависавшим над камуфляжными штанами – больше на нем ничего не было. Второй примерно его ровесник, но сложен поспортивнее, в рваных на колене джинсах и белой футболке. Третий, лет тридцати, в синем с белым адидасовском костюме – и рядом с ним женщина чуть помоложе, черноволосая, симпатичная, в таком же костюме.
Все четверо смотрели на новоприбывших, и Мазуру их глаза чрезвычайно не понравились: чересчур уж затравленные и пуганые взгляды, словно у бродячих собак, ежеминутно ожидающих пинка или камня. Он так и стоял посреди камеры, подыскивая слова и гадая, каким должен быть первый вопрос. Ольга тихонько примостилась рядом.
За его спиной стукнуло окошечко, раздался равнодушный бас караульного:
– Дневальный, зачитай новым распорядок.
Лысоватый толстяк живо скатился с нар, подбежал к Мазуру, остановился перед ним и, вытянув руки по швам, громко и внятно стал декламировать:
– Объясняю распорядок: в горнице четверо животных обоего пола, с вами – шесть. Друг с другом иначе, чем шепотом, разговаривать запрещается. Ходить по горнице, иначе как за получением пищи и посещением параши, запрещается. При посещении параши необходимо испросить разрешения у дневального в следующей форме: «Животное дневальный, разрешите посетить вашу парашу» и воспользоваться оною не раньше, чем получив от дневального разрешение уставной формы: «Животное гость, разрешаю посетить мою парашу». После отправления потребностей необходимо, встав лицом к параше и приняв стойку «смирно», поблагодарить ее в следующей форме: «Спасибо, госпожа параша, за ваши ценные услуги». В ночное время животные женского пола не вправе отказывать животным мужского пола в сексуальных услугах любого вида. После приема пищи необходимо вылизать миску языком до необходимого блеска. На вопросы господина караульного отвечать кратко, стоя навытяжку, с непременным добавлением в конце каждой фразы: «Господин караульный». За провинности назначаются замечания. После двух замечаний – пять ударов кнутом, после трех замечаний – карцер,