– Николай Андреевич, – трогает генерал за плечо вальяжного человека в шикарном костюме. – Можно вас на две минуты.
– О, Алеша! Как ты сюда попал?
– На работе тебя со мной почему-то не соединяют.
– Как же тебя сюда пропустили?
– Форма генеральская все-таки…
– Генеральская говоришь? Хм! Это, брат, такое место! Не всякий маршал сюда вхож. Видишь вон того человека у колонны с бокалом? Фамилия его Визбор, а на самом деле он Борман.
– А кто рядом с ним?
– Не узнаешь? Это Лиля Брик.
– Я думал – она умерла.
– Она умерла… для всех, но не для нас.
– Какое-то царство мертвых у вас здесь. Гитлера еще здесь не хватало.
– Хи-хи-хи… и ха-ха-ха… – раздается со сцены из уст Арлекина и Пьеро.
– Коля, выручай!
Тот вздыхает.
– Я был пр-ротив… – в белом гриме, очерченным черной линией, с усиками появляется Вертинский во фраке, – ну для чего свою жизнь осложнять…
– Коля, помнишь, я жизнь тебе спас.
– За кого ты меня принимаешь? Я что, по-твоему, Фома Непомнящий? Твою семью не тронут… это уже решено… тебя – да, а твою семью – нет! Ты представляешь, что со всеми женами и детьми, если пойду к Лаврентию просить за тебя? Знаешь, что он мне скажет?
– Зову я смерть, – встает за своим столом Берия. – Мне видеть невтерпеж достоинство, что просит подаянья, над простотой глумящуюся ложь, ничтожество в роскошном одеянии, – обводит он присутствующих рукой, – и совершенству ложный приговор, и девственность, поруганную грубо, – указывает на сидящую за его столом даму, – и неуместной почести позор, и мощь в плену у немощи беззубой, и прямоту, что глупостью слывет, и глупость в маске мудреца… пророка, и вдохновения зажатый рот, и праведность на службе у порока…
– Я занимаюсь наукой, вот что он скажет, – продолжает друг генерала, – а костолом у нас – Рюмин: к нему обращайся. Понятно?
– Что же мне делать?
– Что тебе делать? Что тебе делать? Слушай: а давай споем. Вьется в тесной печурке огонь… – они поют, касаясь лбами, – за нами снега и снега, до тебя далеко-далеко…
– А до смерти четыре шага, – быстро завершает генерал и отстраняется. – Что же мне делать, Коля?
– Есть еще один выход, но, зная тебя, ты, боюсь, не пойдешь на него.
– И все-таки?
– Напиши, что Семенов, муж твоей секретарши… все равно их уже арестовали… сионист и шпион.
– Он русский.
– Неважно, ты напиши. От тебя требуется проявление верности. Знак, всего лишь.
– Изыде от меня…
– Не произноси имени моего всуе. За чудом ты не ко мне должен был обратиться, а к святителю Николаю.
– Я атеист.
– Как и все мы, как и все. Хочешь выпить? Два, – показывает он бармену пальцами.
Два стакана с горящим напитком скользят один за другим по лакированной стойке.
– Пей: