И лес из дымных труб над городом,
И круг луны над головой,
И я – с несвойственным мне холодом –
Какой-то странный, сам не свой,
Изогнутыми переулками,
Шагами тяжкими и гулкими,
Вступаю в городскую ночь
Асфальты черные толочь.
Сирена
Сидит – поджатые колена,
Большие лунные глаза, –
Оцепенелая сирена,
Как затаенная гроза…
Как много, как ужасно много
Людей – в былом, теперь – калек
Толчется у ее порога!
Один красивый человек
Теперь в нее влюблен. Печально
Он с ней до сумерек сидит.
Она не гонит, но глядит
С холодностью необычайной…
А по ночам – она – сирена –
Она – сирена – по ночам
Крадется в парк: дрожат колена,
И косы бьются по плечам,
Как перегрызенные цепи…
Стоят беседки. Месяц строг.
И – ждущий фавн табачный пепел
С козлиных стряхивает ног.
Осенняя улыбка
Ноябрьский, прозрачный, кидаемый ветром в стекло,
На серые зданья слетает снежок неуемный.
Последние листья с деревьев еще не смело,
Над серой землею склоняется купол огромный.
Немного белей, но не ярче… лишь тусклых тонов
Мельканье, да красок – лишь выцветших – чередованье,
Скелеты деревьев качаются, ветер готов
Снести мою крышу, – я слышу его завыванье.
Там настланы мертвые листья в пустынном саду, –
Порывами ветра на землю безжалостно сбиты…
Мы плохо расстались. Теперь я к тебе не приду,
И ты задохнешься от гордости и от обиды.
А завтра, при встрече, случайной, как свет или тьма,
Как солнце, как звезды, как месяц, как всё во вселенной, –
Лучи желтоватого солнца сойдут на дома,
Ты мне улыбнешься улыбкою слабой и бренной.
Но в этой улыбке, как в странной заморской стране,
Какие-то птицы поют и цветы зацветают,
И солнце не меркнет, и часто мерещится мне,
Что в ней всё, что было, что есть и что будет, – растает.
«Розовело небо, задыхался колокол…»
Розовело небо, задыхался колокол,
Искры разлетались.
Мокрый падал снег и стлался, стлался пологом,
И глаза слипались.
Старичок скользил, покашливал и щурился,
Переносье сморщив.
Яркие рекламы плавали над улицей,
До костей промерзшей.
Улыбались люди и друг друга под руку
Брали, кляли стужу.
Мчался сбор пожарных. Старичок шел бодренько,
Хоть и был простужен.
Но не грипп свалил его – цистерной медною
В перекрестке сбили.
И опять помчались с ветром люди бледные
В рев автомобилей.
И опять на сердце знак багровый чертится,
И опять я занят
Мыслями