Обласканные солнцем дали,
Где птицы без конца свистят,
Где землю не утрамбовали,
Где звезды счастием блестят…
Но облака идут волнами, –
Как холодно и – что скрывать! –
Как больно хрупкими крылами
Уступы зданий задевать!
Музыка
Сегодня луна затуманена
И светит не ярче свечи.
Полусумасшедший Рахманинов
С соседней веранды звучит.
Нет радости, – да и зачем она?
Люблю ту холодную грусть,
Что девочка с личиком демона
Разыгрывает наизусть…
Аккорды рыдванами тащатся
И глохнут – застряли в пути,
И всё это трелью вертящейся
Вплотную ко мне подлетит,
И всё это облаком музыки
Осядет со мной на скамью,
Как жук, расправляющий усики,
Садится на лампу мою…
А утром я всё, что запишется
Из схваченного на лету,
Отмечу презрительной ижицей
И, бледный, нырну в суету…
Ничего
Пусть судьба меня бьет, – ничего!
В этом нет хвастовства и снобизма.
Это слово, – недаром его,
Говорят, повторял даже Бисмарк…
И сегодня, смертельно устав
От любовного странного бреда,
Повторяю, как некий устав:
«Ничего! Еще будет победа…
Ничего! Мы еще поживем,
Жизнь укусим железною пастью,
Насладимся и женским огнем,
И мужскою спокойною властью».
Так, владея собой до конца,
В простодушно веселой гордыне,
Льется голос большого певца,
Сотрясая сердца и твердыни…
А когда мы споем свою роль,
С честью выступив в этом концерте, –
«Ничего» – притупит нашу боль,
«Ничего» – примирит нас со смертью…
Шанхай. 1937-1946
«Я этого ждал…»
Я этого ждал
за подъемом,
за взлетом –
паденье…
Я неразговорчив с тобой
и подчеркнуто сух.
Но – видишь? –
у глаз
западают
глубокие тени –
знак верный,
что ночь я не спал
и что мечется дух.
Ты тоже, что я,
ты плывешь
на обломке былого
по мутным волнам
настоящего
серого дня.
Так вот почему
я тебя
понимаю с полслова.
Так вот почему
ты порой
ненавидишь меня.
Я с ужасом жду,
что в любую минуту
при встрече
ты
словом холодным
во мне
заморозишь весну.
Я вздрогну от боли,
но
око за око
отвечу
и ясностью взгляда
и плетью рассудка
хлестну.
Но,