Ратна вела себя стоически. Она без малейшего сожаления сняла украшения, а также цветное сари и надела белое, не думая о том, что отныне ее судьба должна стать такой же определенной, лишенной красок, что теперь ей придется существовать в странном мире между жизнью и смертью.
Голову ей пока не обрили, потому приехавшему на пятый день Амиту ничто не помешало разглядеть, как хороша его юная мачеха.
– Это она готовила? Или Диша? – спросил он Нилама, когда они сидели вдвоем за важным мужским разговором и перед ними стояли приличествующие погребальным обычаям блюда.
– Обе, – тяжело вздохнув, произнес младший брат.
– Я и не знал, что отец женился!
– Я тоже не ожидал, что такое может случиться.
– И как ты отнесся к этому?
Взгляд Амита был проницательно-острым, и Нилам смутился.
– Сперва плохо, а после… Мне казалось, Ратна чересчур молода для отца, к тому же он не слишком хорошо относился к ней.
– Бил?
Нилам едва не задохнулся от сознания собственной беспомощности и вины, но при этом довольно сдержанно произнес:
– Бывало и такое.
Наступило долгое молчание, во время которого Амит заметил, как сильно изменился младший брат – вытянулся, окреп, возмужал, а Нилам догадался, что Амиту только и надо, что поскорее завершить дела и убраться восвояси.
– Завтра похороны. Как ни жаль, Ратна должна взойти на костер, – проронил Амит.
Нилам собрал волю в кулак.
– Она в положении.
– Вот как? А это точно?
– Вроде бы да.
Амит сцепил пальцы.
– Тогда ее надо устроить у каких-то родственников – до рождения ребенка.
– Разве она не может остаться здесь?
– С тобой? Конечно нет.
У Нилама пересохло в горле.
– А что будет дальше?
– Что ты имеешь в виду? Лавка перейдет тебе, мне она не нужна, и ты это знаешь. Дом – тоже.
– Я не об этом. Я хочу знать, что станет с Ратной, когда ребенок появится на свет?
Амит задумался.
– Полагаю, ей придется отправиться в приют для вдов, какие существуют при некоторых храмах. У нас не осталось ближайшей родни, и едва ли кто-то захочет взять ее к себе.
Нилам выслушал все это, затаив дыхание.
– А ребенок?
Амит сделал большую паузу, потом раскурил хуку[16] и, не отвечая на вопрос брата, начал рассказ о себе.
Сипайский лагерь состоял из трех-четырех тысяч хижин, заменявших военные палатки. Они образовывали кварталы, обведенные водосточными канавками и отделенные мощеными переулками. Обстановка хижины состояла из постели, медного сосуда для омовения, глиняной посуды и плетеной корзины для хранения платья. Каждый сипай носил оружие, подчинялся воинской дисциплине и получал жалованье.
– А