Истекли двенадцать дней, и Наама родила близнецов – сына и дочь, и дала им имена Амнон и Пнина.
Тем временем Хэфер и Букья пришли к городским воротам и обратились к старейшинам и судьям с благонамеренной речью:
“Прибыли мы с филистимлянской границы. И в пути видели, как шествует по дороге караван, спускается к Экрону. В запряженной лошадьми повозке сидит Наама, жена Иорама, а справа от нее – некий юноша. За повозкой тянутся верблюды, груженные всяким добром, замыкают караван две рабыни верхом. Мы спрашиваем Нааму: “Кому это добро?” Наама в ответ: “Это дары наместнику, командиру над филистимлянскими воеводами. Хочу выкупить мужа моего. А юноша, что со мной – вестник от Иорама”. Мы с пожеланиями: “Бог в помощь, и пусть с миром вернется супруг твой на родину”. Лишь добрались до Ирусалима, оглушила нас новость о постигшем дом Иорама страшном горе. Вот мы и явились к вам, старейшины и судьи, рассказать, что наши глаза видели, и уши слышали”.
– Возмутительное дело, – говорят судьи в один голос.
– Этот случай запишем в памятную книгу, дабы не стерлось из памяти людской пятно греха, что на этой женщине, – постановил судья Матан.
Решивши так, пошел Матан к Иядидье и гневно потрясал кулаками, рассказывая о постыдном деле.
– Ясно, как божий день, поселилась в доме Иорама смертоносная ревность и погубила живые души, – сказал Матан, глядя на Тирцу.
– Достойнейший муж, – с жаром продолжил судья, – чашу горя и потерь выпьет до дна. Наама, супруга беззаветно любимая, изменила, оставила его, нашла убежище едва ли не у врага. Злобой сожгла дом и преступным огнем погубила соперницу и невинных младенцев. К собственным малюткам немилосердная, ради полюбовника в чужой земле кинула родные края.
– Вот урок для мужчин! – выпалила Тирца, – лишь одну женщину вмещает сердце, и нет иного пути познать любовь!
– Как славно, что ты понимаешь это, милый, – продолжила она, с нежностью обращаясь к мужу, – а придет время, и для Тамар уготовим ту же судьбу.
Тут заговорил Иядидья.
– Выходит, негодное дело свершила Наама. Верный знак криводушия. А посему я вопрошаю: хорошо ли будет, если чадо ее станет наследовать Иорама? И отвечаю: Нет! Лишь Азрикаму положены сии честь и благо. Ему же предназначена Тамар, и быть ей у него единственной, – убежденно изрек Иядидья. Тут глянул он на малютку Азрикама, и жалость засветилась в его глазах: вот он, последний непотухший уголек, что остался от погибшего в огне славного дома.
Дети растут
Через год Тирца родила сына и дала ему имя Тейман. Вместе росли трое деток в доме Иядидьи. Словно нежные бутоны на грядке – Тамар и Тейман, и колючий терновник меж них – Азрикам. С младенчества злая порода его будила дурные помыслы в сердце, да и ни статью, ни красотой он не вышел. Иядидья, верный клятве, данной отцу мнимого Азрикама, не замечал, что сын непригож.
Ситри, не в силах вырвать языки клеветников, укрыл Нааму от злой участи в укромном месте на горе Кармель.