После того как мы пожали руку вождю[345] и обменялись хлопками[346], начались расспросы. Угула, хорошо говоривший на батеке и понгве, служил переводчиком. Благодаря Угуле мы смогли получить различные сведения, которые ему удалось собрать за день, проведенный с апфуру, тем более что он знал Макоко и Кенкуну, у которых уже побывал вместе с Пьером, и считал, что на этот раз лучше отправиться к Макоко на пироге, чем снова идти по земле.
Вот первое впечатление, которое я получил об апфуру при свете костра, на котором кипел типичный для их хозяйства котел: это были славные люди, высокого роста, крепкие, с сильными руками, с открытыми лицами, не скрывавшими удивления. Какая разница с этими скелетами батеке!
Напряженное внимание, предметом которого мы оказались, выражалось в возгласах изумления, передававшихся по кругу из уст в уста. Лишь только костер угасал, апфуру спешили бросить в него ветки, чтобы поддержать пламя и разглядывать нас в свое полное удовольствие. Изучению ног и обуви не было конца: туземцы тщательно исследовали наши ботинки, передавая их из рук в руки с нескрываемым восхищением. Вот бы изумился мой сапожник из Удине[347], если бы узнал, в какой восторг он привел апфуру своим изделием! Что касается меня, то мне казалось, что я грежу, видя их озаренные огнем черные лица; эти освещенные лица – единственное, что вырисовывалось на фоне темного леса; над нашими же головами было безлунное небо, сплошь усеянное звездами, а сквозь листву деревьев таинственно поблескивали воды Алимы. Я думал о многом, я вспоминал Пьера, когда он в первый раз плыл по этой еще незнакомой реке и был остановлен многочисленными пирогами, полными туземцев с огнестрельным оружием; это случилось 3 июля 1878 г.[348]
Место, в котором мы находились, вероятно, было как раз то, где Пьер впервые увидел и открыл Алиму; может быть, даже в тот же самый день, но с разницей в пять лет». <…>
Я не буду тебе рассказывать об ужине с маниокой, копченой рыбой и обжаренными пальмовыми орехами; не буду рассказывать и о ночи, целиком посвященной борьбе с комарами, которые так и не дали нам закрыть глаза и которые заставляли нас страстно желать наступления дня.
Было бы также утомительно описывать бесчисленные корзины, куда туземцы укладывают маниоку; они покупают ее у батеке за копченую рыбу; маниока еще в клубнях, хлеб готовится потом.
Переговоры с вождем завершились, и он сказал, что когда белый человек впервые пришел на их землю, он развязал войну, но теперь с этим покончено, и они желают быть нашими друзьями[349].
Вождь хотел, чтобы белый человек пришел к нему и начал с ним большую торговлю слоновой костью. Его брат вел войну с белыми и был убит, он же хотел договориться с нами.
Вождя зовут Домби; на его ноге остался след от пули, но мы поостереглись спросить, как он ее получил.
Со своей стороны, мы сказали ему, что к