Пару лиц кажутся мне знакомыми — мужчина и женщина, пришедшие вместе. Женщина, небольшого роста, отнюдь не спортсменка, страшно возбуждена, ее буквально «колбасит». Оказывается, что они уралмашевские, и мы тоже кажемся им знакомыми. Она страшно боится и спрашивает, не страшно ли мне.
– Я пока об этом не думаю, может быть, позже испугаюсь? – отвечаю я совершенно искренне.
Обстановка вокруг достаточно суровая и романтичная одновременно. Какое-то устройство типа огромного сачка ловит ветер и указывает его силу и направление. Самолеты, кажется ПО-2, — «небесные тихоходы» времен войны. Экипировка примерно того же образца. Крошечный аэродром, занимающий пару покрытых травой гектаров земли между лесом и полем, скорее напоминает базу партизанского отряда, чем спортивный центр. Из общей картины выбиваются нарядные многоцветные, напоминающие дельтапланы, парашюты спортсменов «не чета нам», сыплющихся с неба. Этот фон завораживает и успокаивает.
Фрагмент 2
Мне кажется, я знаю тайну: не бывает безответной любви. Любовь, лишенная эгоизма и притязаний на свободу другого человека, всегда находит отклик. Но я не могу сказать, какое чувство сильнее: любовь, скрепленная страстью, или любовь-дружба, когда взаимопонимание является полным и абсолютным, или любовь-ощущение, когда на событийном уровне не происходит ничего, когда ни страсть, ни дружба не связывают двух людей.
В моей жизни было такое общение с человеком, с которым у меня никогда ничего не было и не могло быть настолько, что мы даже никогда не затрагивали эту тему. Мы практически никогда не оставались вдвоем, но, сколько бы людей не присутствовало в комнате, мы безошибочно улавливали настроение друг друга, мы были эмоциональным отражением друг друга. Я – открытая, безудержная, не воздержанная на язык, толстушка-хохотушка, и он – холеный интеллектуал, закрытый для свободного общения, сноб до мозга костей, скупой на улыбку и комплимент.
Между нами существовала бесспорная связь на не доступном пониманию уровне, на котором не существовало никаких различий: мы ощущали мир где-то там, внутри, абсолютно одинаково, выдавая при этом абсолютно противоположные внешние реакции. Он не был для меня мужчиной, а я для него женщиной. Не знаю, кто из нас первый почувствовал близость между нами, мы вообще об этом никогда не говорили. Стоило мне мысленно обратиться к нему, как он тут же поднимал взгляд. Если я, думая о нем, неправильно трактовала его ощущения, его взгляд темнел, его боль отзывалась во мне, – и мне становилось зябко и неуютно. Если я точно улавливала его эмоцию, солнце заполняло и его глаза, и каждую клеточку моего тела.
Мы могли не разговаривать. Просто однажды я тепло подумала о нем, почувствовав его какое-то вселенское одиночество, и вдруг в ответ уловила благодарность, волнами идущую