– Надо думать, прежде чем рот раскрывать.
– Что я сказал? Чего ты окрысился? – отодвинул начальника НКВД Ломинадзе, поскольку от него исходил дурной запах гнилых зубов.
– Секретарь горкома называется! А разговорчики политически ущербные. Скажите мне, товарищ Ломинадзе, как это вы мыслите оперативную работу без осведомителей? Каждый сознательный советский человек должен быть сексотом, помощником органов госбезопасности. Вы подрываете наши устои. Не суйте свой нос в то, в чем не разбираетесь.
Виссарион Виссарионович Ломинадзе тоже рассердился:
– Если они ваши, извините за выражение, сексоты, то почему об этом известно нашей буфетчице Фросе? Вы просто не умеете работать, товарищ Придорогин. У вас низкий профессиональный уровень!
Секретарь горкома партии окинул начальника НКВД неуважительным взглядом и вышел из буфетного зальчика. Через другие двери, в другую сторону, столовую демонстративно покинули Соронин, Придорогин, Пушков, Груздев. Гордо вышли и Жулешкова со студенткой Лещинской. Да, это был, конечно, скандал. Порошин не присоединился к уходящим. Он ощущал зверский голод, а обед был вкусен: суп гороховый, омлет с языковой колбасой, компот из ароматных груш солнечного Крыма, горячий, только что выпеченный хлеб. По этой причине Аркадий Иванович съел не только свой обед, но и оставшиеся, даже не затронутые омлеты своих коллег – Придорогина и Груздева.
Буфетчица Фрося сначала было заплакала, но через миг взбодрилась гневом, схватила поварешку и подбежала к столу, где сидели Махнев, Разенков и Шмель. Она шваркнула черпалкой по тарелке с гороховым супом, обрызгала желтой жижей и сидящего на другом столе Порошина.
– Мы составим акт, – пропищал Шмель, размазывая по своему лицу гороховую слизь.
Фроська ударила его поварешкой по губам:
– Из-за вас, идиетов, начальство голодным осталось.
Разенков и Махнев подошли подобострастно к Порошину:
– Просим, товарищ замначальника, зафиксировать ситуацию для судебного дела. Заверьте наш протокол.
Порошин вежливо поклонился:
– Простите, молодые люди. Но я задумался – и ничего не видел, не слышал. Разве здесь что-то произошло?
Под ударами поварешки Разенков, Махнев и Шмель выскочили за дверь, ушли, но свои омлеты засунули в карманы, обложив лакомство ломтями хлеба. Фроська начала обтирать полотенцем кожаную куртку Порошина.
– Вы уж извините, я нечаянно вас обрызгала.
Золотоволосая синеглазая девица была так близка и красива, что Порошина окатило жаром. Он поцеловал ее шутливо в щеку.
– Вы што ето? – отступила и подбоченилась она строго.
– Ты мне нравишься, – улыбнулся Порошин. – Я тебя давно держу на примете.
– Я многим нравлюсь. Што же, меня теперича будут облизывать все подряд? Вы меня не за ту приняли.
– Извини, Фрося.
– На первый раз прощаю, так и быть. А как вас зовут?
– Зови меня просто – Аркадий.
– Вы ведь из нашего