– Что, – спросил он с интересом, – даже так?
– Однако безгрешность, – уточнил я строго и даже чуть было не перекрестился, – наш идеал! К счастью, тьфу-тьфу-тьфу и еще раз тьфу, недостижимый.
– Ну еще бы, – сказал он с таким сарказмом, что трава у его ног пожухла и легла на землю. – Какая уж тогда разносторонность!.. Хорошо, общайся с Михаилом. Мы не враги, так как я в той войне не участвовал, но все равно не люблю его.
– Как и он тебя, – заметил я. – Почему?
– Он принимает только тех, – ответил он, – кто тогда дрался с ним плечо к плечу против общего врага. А ко мне даже не знает, как относиться…
– Я сперва еще разок пообщаюсь с отцом Дитрихом, – сказал я. – Хочу ему поручить деликатную работу.
– И ему, – уточнил Азазель.
– Да ладно, – возразил я, – кому я что поручаю? Все добровольцы. Либо идут с нами, либо мы их вешаем. У человека всегда должен быть выбор, как сказал Господь.
– А что поручишь твоему церковнику?
– Когда войдем в ад, – сообщил я, – вторгнемся с миротворческой миссией принуждения к миру и демократии, то надо, чтобы за нами перекрыли выход. Нет, мы не штрафбат, просто эти сволочи, новые мятежники, могут обойти нас тайными тропами ада и вырваться на свободу. Здесь у нас свобода, не слыхал? Ну, все относительно… А на свободе да без чистой совести такого натворят! По себе знаю.
– Армия церковников, – сказал он понимающе, – да, в наступлении они полное ничто, но оборону держать смогут.
Я сказал тихо:
– Плюс маги.
Он покрутил головой.
– Всегда поражался, как ухитряешься держать их в одном войске и не дать перерезать друг другу глотки.
– Я им всегда подкидываю общего врага, – сообщил я военную хитрость. – А пока дерутся плечом к плечу, могут пусть не подружиться, но столерантничать и помультикультурничать на благо общего дела построения авторитарной демократии с моим человеческим лицом. А потом, глядишь, что-то и построим.
В его глазах я увидел багровый огонь приближающегося Маркуса, а когда он заговорил, я уловил почти человеческую симпатию:
– Ты и мысли не допускаешь, что все погибнет… Как это по-человечески!
– Мартин Лютер как-то изрек, – сообщил я, – или изречет, что если ему скажут, что завтра конец света, он сегодня все равно посадит дерево.
Он вздохнул, поднялся.
– Я отбываю.
– На коне? – спросил я. – Все равно забери, а то собаки воют, когда твоего облого зрят.
– Собаки видят больше, – согласился он. – А людям и не обязательно. Люди обожают обманываться.
Глава 4
Он