– Опять не вытер как следует ноги! Я скажу твоей маме.
– А, хлопотунья! Ты уже здесь?
– Да, и ты до меня не дотянешься. Я выше тебя. – Она просовывала головку между столбиками перил, так как еще не могла дотянуться, чтобы смотреть через них.
– Полли!
– Мой мальчик! – Это обращение к нему она заимствовала у миссис Бреттон.
– Я погибаю от усталости, – заявлял Грэм, прислоняясь к стене в деланном изнеможении. – Мистер Дигби (директор школы) замучил меня работой. Спустись вниз и помоги мне нести книги.
– Знаю, ты хитришь!
– Вовсе нет, Полли, это истинная правда. Меня просто ноги не держат. Иди сюда.
– У тебя глаза равнодушные, как у кошки, но я знаю – ты готов к прыжку.
– К прыжку? Ничего подобного, я на это не способен. Иди сюда.
– Я спущусь, если ты пообещаешь, что не тронешь меня, не схватишь, не станешь крутить в воздухе.
– Я? Ни за что на свете! – Падает в кресло.
– Тогда положи книги на нижнюю ступеньку, а сам отойди на три ярда.
Он выполнял ее приказания, а она с опаской спускалась по лестнице, не сводя глаз с переутомленного Грэма. Ее приближение, разумеется, пробуждало в нем новые силы, тут же поднималась шумная возня. Иногда Полли сердилась, иногда относилась к этому спокойно, и нам слышно было, как она, ведя его вверх по лестнице, говорила:
– А теперь, мой мальчик, пойдем, ты выпьешь чаю. Я уверена, что ты проголодался.
Забавно было смотреть, как она сидит рядом с Грэмом, пока он ест. В его отсутствие она всегда вела себя очень тихо, но при нем становилась до назойливости заботливой и хлопотливой хозяюшкой. Нередко мне хотелось, чтобы в такие моменты она немного утихомирилась, но она целиком посвящала себя ему – все ей казалось, что она недостаточно его опекает. Она потчевала его, словно турецкого султана, постепенно выставляла перед ним тарелки с разными яствами, и, когда ему уже нечего было больше желать, она вспоминала еще о чем-нибудь и шепотом говорила миссис Бреттон:
– Сударыня, может быть, вашему сыну хочется пирога, знаете, сладкого пирога, который стоит вот там, – и указывала на