Если по степени удивления Патюниным…
Из «свидетелей» двое рабочих: Николай Степанович Воротков, маленький, с неожиданно напористым голосом седенький человечек в новой необмявшейся робе защитного цвета, торчавшей на нём колоколом, и экскаваторщик Лёшка Горшуков, разгильдяй сам и отец парочки малолетних преступников, недавно стащивших из столовой блок сигарет «Родопи». Вот эти двое: крошечный, но обременённый важнейшей на Саргае функцией главного взрывника, Степаныч, и длиннотелый, с головой, как бы усечённой, Лёшка, человек по паспорту – молодой, но на вид – без возраста, они-то и ожидали от Патюнина многого, но, всё-таки, не чего угодно.
Далее – Чиплакова Валентина Петровна. Это – явно немолодая, вечно суетящаяся мощная и всегда прущая воз общественных обязанностей, точно выносливая лошадь, но и – ко всему – начальник планового отдела, правая рука управляющего Бориса Кузьмича. Она его зовёт «Кузьмичом» в глаза. Чиплакова собрала о Патюнине массу сведений, часть из которых ей кажется достоверной, а потому она в затруднении: правильно ли это заседание подготовлено? В сбившейся на ухо, точно падающая башня, наклонённой причёске из соломенных волос, в костюме, напоминающем фасоном и цветом серый френч, Чиплакова имеет свойство вспыхивать, как говорили в старину, чахоточными пятнами, но туберкулёзом Валентина Петровна не больна, просто она – человек обязательный. У неё всегда возмущённо поджаты губы от сознания полной своей власти и правоты. Ей всегда поручаются каверзы, она уж ни одного голубчика-патюнина разобрала в родном ей, как собственная кухня, кабинете марксизма-ленинизма.
Ещё более неподготовленным в деле Патюнина, чем Валентина Петровна, оказался непосредственный начальник Патюнина Василий Прокофьевич Кадников. Привыкший свысока смотреть на суетливую Чиплакову, он будто и не верил ничему. Даже вполне реальные факты в нём вызывали такое изумление, будто они были выдуманы Чиплаковой, не иначе. На Патюнина он взирал с большой степенью досады, как на явление, которое есть, а ведь должно его не быть! К тому же, Кадников просто ёрзал, торопясь вернуться к делу, считая всякие такие заседания не лучшей тратой жизни. Кадников сидел на втором ряду один. Немцы – на последнем рядке в углу шептались между собой.
Горшуков тоже находился подальше, как от немцев, так и от Кадникова, но, тем более – от Степаныча, своего заклятого врага. Магдалина расположилась у окошка, глядя на простор улицы, из которой торчал прямо посредине между двумя пыльными дорогами кусок островерхой скалы, никому не интересный, кроме псов, то и дело подбегавших к этому валуну, как к столбу. Двухэтажные унылые дома гляделись скособочено-грустными, но кое-где среди