– Надо было бы гарнир какой-то, – скептически посмотрела на стол жена.
– Нам с тобой этой курицы и без гарнира за глаза хватит.
– Эх, мужики! – шутливо вздохнула Зина и взяла бокал за тонкую ножку. – Ну, за что?
– Давай, за нашу жизнь. За те тридцать восемь лет, что мы с тобой прожили, как один день.
Жена посмотрела на него с удивлением, но, протянув руку, чокнулась и сделала глоток.
– Что-то ты мне не нравишься. Колись: что случилось?
– Ничего. Почему, обязательно, что-то должно случиться?
– Ты у врача был?
– Был.
– И что сказали?
– Ничего страшного. Даже госпитализация не требуется. Пропью витамины и всё.
– Что-то не верится мне.
– Слушай, не превращай романтический ужин в допрос с пристрастием. Давай, всё-таки, просто посидим вдвоём, выпьем, вспомним нашу жизнь.
– Давай, – с сомнением посмотрела Зина на мужа. – Но завтра я сама схожу к врачу и всё узнаю.
– Так тебя и отпустили, когда квартальный отчёт у вас!
– А я, всё-таки, вырвусь.
– Хорошо, – взгляд невольно переместился в прихожую, где во внутреннем кармане пальто лежали четыре упаковки димедрола. – Вырвешься и узнаешь, если мне не веришь. И, пусть тебе станет стыдно за то, что не доверяешь моим словам.
– Вырвусь и узнаю!
– Я же не против, – бокалы опять соприкоснулись со звоном. – А, сейчас, за тебя.
Посидеть так же хорошо, как бывало раньше, не получилось. Зина, явно, что-то заподозрила, а Арсентьев, зная, что живёт последний день и завтра сам себя лишит жизни, тоже не мог расслабиться. Вино так и не допили, и Зина, убрав бутылку вместе с недоеденной курицей в холодильник, пошла расстилать постель. Спать легли, даже, раньше, чем обычно, но долго оба не могли уснуть. Сергей Петрович ворочался на, ставшей, вдруг, неудобной, кровати с ортопедическим матрасом, слушая, как рядом вздыхает жена и думал о том, что завтра в это же время он будет лежать в морге на жёстких металлических носилках, накрытый сверху простынёй. Что его ждёт там, в загробной жизни? И, есть ли она? Может, вся эта религиозная мифология на самом деле – обычная ерунда, и там вообще ничего нет. А, всё-таки, страшно. Наконец, мысли стали путаться, и Арсентьев провалился в рваный выматывающий сон, в котором он всё бежал и бежал куда-то.
Проснулся уже утром, совершенно не отдохнувший. Зина уже суетилась на кухне, откуда доносился вкусный запах гренок. Пока умывался, мучительно пытался вспомнить, что же, всё-таки, ему снилось. Увы, кроме смутного беспокойства и лица с большими выпуклыми глазами, крошечным, почти отсутствующим подбородком и маленьким ртом, ничего не вспоминалось.
– Чего встал так рано? – поинтересовалась жена, разливая по чашкам кофе. – Тебе же на работу не надо.
– Да так, захотелось позавтракать с тобой.
– Ох, не нравишься ты мне!
– Разводись,