А потом всех, кто был на той даче, парней и их родителей, увезли на больших черных машинах. А дом весь обыскали. Перевернули все вверх дном. Когда все уехали и все затихло, Рюмин пробрался в их дом. На полу лежали газеты и книги, и все больше не по-русски. Одну книжку Рюмин сохранил. Вот она, стоит на полке. Рюмин протянул Марку книгу в старинном переплете. На корешке было выбито золотыми буквами: «Oeuvres de Molière»[3].
Это, кажется, произошло на четвертый или пятый день их знакомства. Были уже выпиты три бутылки приторного сладкого вина и доедены последние плавленые сырки. На этот раз Рюмин настоял, чтобы они пили поровну, и скрупулезно отмерял уровень жидкости в стаканах. Марк чувствовал тяжесть в желудке и тошноту. Комната, казалось, погружалась в туман.
По голосу Рюмина ему показалось, что тот собирался сказать что-то важное. Марк напрягся.
– А знаешь, что один из тех гостей, что на даче, был другом моего отца? Служили они на фронте вместе. Еще на той, империалистической. Только никогда не показывали, что знают друг друга. По ночам тот друг приходил к отцу. Когда спали все. Постучит в окно тихонечко и придет. А я у окна спал и слышал. А как-то раз привез большой сверток. И оставил. А на следующий день их всех и увезли…
Марк почувствовал, что стремительно трезвеет.
– А что с ним, с этим свертком?
– Да отец припрятал где-то, да так ловко, что никто его и не видел. А потом отец пропал… убили его на войне, наверное.
– И так и не нашли?
– Да мать нашла как-то раз в подвале. И на растопку потащила. А я тут как раз подвернулся. Не дал, всего несколько страничек сожгла старая… Дай, думаю, почитаю на досуге, о чем белогвардейщина письма писала… Да только опять руки не дошли…
– А где они сейчас?
– Да вот они, сидите вы на них…
Марк привстал и обнаружил, что он сидит на папке с кальсонными завязками. Осторожно развязав их и приоткрыв папку, он увидел написанную мелким почерком надпись:
«Общероссийский Союз Евразия».
Марк сжал папку в руках.
– Я покупаю. Сколько хотите?
Рюмин криво улыбнулся.
– Да так берите. Человек вы хороший. Хоть и фашист. Я фашистов за версту чую…
Марк потянул папку к себе, но Рюмин с силой в нее вцепился.
– А впрочем, нет. Еще портвешка, бутылочку. На вокзале еще дают…
До вокзала Марк долетел пулей, но не успел. Продавщица уже устанавливала щит на окно.
– Одну бутылку! – с мольбой в голосе сказал Марк.
Продавщица даже не обернулась.
– Иди проспись. Завтра придешь.
И тут Марк неожиданно сказал с сильным эстонским акцентом:
– Я фас отшен