Земля качала, укачивала размеренным стоном засасывающей болотной жижи. Здесь нет дороги, не видно сплетенья ветвей, укрывающих небосвод, но указывающих на добротную, питательную надежность почв. Путеводные звезды отказывались выглядывать из-за облаков, мягко и нежно падали лучи солнца, покоясь на обратной стороне Земли.
– Где-то внизу, в Австралии или Антарктиде сейчас лето. Пингвины, скатывающиеся на брюхе, падают в ледяные воды, устремляясь на зов рыб, отвечая просьбам напитывающихся силами крепышей-птенцов.
– На другом снежном поле белые медведи бороздят просторы меж отколотых льдин. Забредают в Гренландию, ищут мхи и лишайники, находят северных оленей.
– А там и до людских становищ недалеко.
Так они и шли – в немом разговоре друг с другом. С разных концов раздвигающихся широт, по линиям заданной долготы.
Земля молчала.
Не отвечали растущие сосны, устремляющие вверх пушистые стрелы веток. Забывали ответить наливающиеся соком ягоды, ждущие своего часа – быть найденными, открытыми, узнанными. Они не знали, кто забредет в бурелом, кто заблудится, свернет с тропы – чтобы попасть в незнакомый малинник.
Они молчали. И шли. Натыкались на кочки, тяжестью своею удерживающие ноги, привычные к обволакивающей, томной топи, от провала в зябкую ворожбу болотной воды. Они натыкались на камни, сбивали ноги, получали шишки, плевались – и шли дальше.
– Темнота прореживается светом. А говоришь, молчишь.
– Что ты, совсем лебеды объелся?
– Волчьих ягод.
Земля под ногами обрастала песком, вынесенным океаном, когда-то бороздившим просторы в этих местах. Доисторические волны преграждали путь ищущим диплодокам. Песчаный берег таял, отзываясь на клекот вод. Жизнь проползала мимо, кишела в мириадах крошечных существ, роилась и отбрасывалась назад, когда первый хищник решал броситься на очередную жертву.
– Кровь разбивалась о камни, вода точила замерзший лед. Полюса сдвигались, огненная мантия расставляла материки по местам. Небеса разверзались дождем, небо дарило закаты и рассветы.
– Человек спал. Человек видел сны. О прозрачных и заблудших на пути, о родной земле и оставленном доме, об отравленных яствах и затопленных кораблях.
– На небе воздвигались радуги, раздавались мосты. Птичьи стаи расчерчивали направления, жаворонка трели взмывались вверх по весне. Поле ржи откликалось.
Небесные ангелы разносили вешние воды нежными, пухлыми, новорожденными облаками. Путники не догадывались об этом. Краски небес сливались в новых палитрах, удивляясь и радуясь друг другу, в приветственном возгласе озаряя поля и леса, луга земли. Путники останавливались перед замершим пружинкой солнечным зайчиком и ловили точки, капли тишины замерзшими глазами.
– Время идет.
Путеводные нити сталкивались, размыкая пространство на «да» и «нет», воздух и глину, берега и каналы, лестницы и мосты. Клювами тревожные птицы размыкали замки, висящие друг у друга на шеях, смыкая круг. Вода отражала бегущие ветра, стоячие облака. Небо молчало – и улыбалось, протягивая капли дождя ломким пальцам пересохших от долгой, натужной, перетянутой тишины древесных ветвей. Небо дарило воду, делилось светом и отступало ночами, когда к запрудам темноты выходили животные, больше привычные к тени, чем сумраку.
Свет разливался щедро. Жар исходил от земли, расправлял плечи, ударял в стволы, застывшие в вечном движении вверх.
Солнце стояло. Его ничто не могло сдвинуть, пошевелить, потревожить.
Солнце ждало своего часа.
…Распахнутых окон в дышащем свежестью и теплотой доме. Хлебного запаха, разлетающегося из этих окон, сзывающего окрестных воробьев и синиц. Бьющей по старой двери детской скакалки, отвыкшей от шкодливого майского ветра за долгую зиму, её безбрежные, пустынные просторы.
…Тепла материнских рук, знающих место для всего в доме: хлебов, остывающих на подоконнике в прохладе цветастых занавесок, бордовой, потертой от детского пота скакалки, передающейся по наследству от дочери к дочери. Для дома, который откроется взгляду, когда солнце сдвинется с мертвой точки своего зенита и кивнет:
– Пора!
Солнце падало. Солнце капало светом на проходящих мимо людей, на проезжающие в спешке забитых, занятых дорог машины, на гуляющих собак и разгуливающих важно белок. Солнце сияло, в темноту дальних пространств Вселенной отправляя свои лучи, а здесь, на углах и в закоулках города, было весело от его улыбок и трелей синиц, гомона воробьев по утру – нашедшие незанятую бензином лужу, полные бережного весеннего счастья до краев, они радовались начальному теплу, ропоту улицы, от которой и отгородиться-то можно было разве что дворами и детскими площадками с неугомонным громом рук, спин и лопаток и выкриками мам, следящих за играющими детьми.
Солнце излучало тепло, нежно подкрашивало бока проплывающих над землей облаков, неспешно, знавших, что стоит только довериться знакомому