И все же, Карно был, прежде всего, патриотом своей родины, и когда в конце 1813 года она оказалась перед угрозой вражеского нашествия, то он, преодолев все свои антипатии к существующему режиму, вновь встал на ее защиту и доблестно, как один из множества других (не во всем согласных с Наполеоном, отнюдь им не обласканных и порой, совсем ничем ему не обязынных, а даже «задвинутых в глубокий резерв»! ) генералов наполеоновской армии, исполнил свой воинский и гражданский долг перед Отечеством, когда оно снова оказалось в Опасности. То же самое произошло и в период «Ста дней», когда Карно даже пожертвовал своими республиканскими принципами, приняв от Наполеона, чтобы не осложнять с ним отношения, столь презираемые им ранее монархические знаки отличия, звания и титулы.
Однако в дальнейшем изгнанный из Франции и обреченный на нищенское существование убежденный республиканец не поступился своими принципами и не пожелал обменять их на подачки иностранных монархов. Несмотря на все выпавшие на его долю невзгоды и превратности судьбы, Карно в отличие от многих других видных деятелей Французской революции не запятнал свое славное имя отступничеством, не предал своих революционных идеалов и достойно пронес их через всю свою жизнь, закончить которую ему суждено было на чужбине.
Впрочем, схожая судьба порой выпадает лучшим сынам Отечества всех времен и народов, которое в силу ряда обстоятельств нередко не ценит, что они сделали для него…
Глава 5. «Предматчевые расклады»: за и против… (продолжение)
Зато боевые генералы Вандамм, Гийо, Декаэн, Делор, Друо, Дюрютт, Дюэм (Дюгэм), Жакино, Жерар, Келлерман-младший, Клозель, Ламарк, Лекурб, Лефевр-Денуэтт, Мильо, Моран, Мутон (граф Лобау), Пажоль, Пеле-де-Морван, Пти, Рапп, Рогэ, Рэйль, Фриан, Эксельманс, д`Эрлон, некоторые другие и Груши, недавно ставший последним по счету 26-м наполеоновским маршалом, были снова в строю. На них – честолюбивых генералов, а не на уставших от войн маршалов – пришлось Бонапарту опираться в своей последней войне с монархической Европой.
Таков был внутри армейский расклад перед началом той скоротечной кампании, очень образно названной Мишелем Неем «сумасбродным предприятием».
…Между прочим, в чем-то повторялась ситуация с кампанией 1814 г., когда у Бонапарта тоже возник цейтнот времени. Противник уже начал сосредоточение сил и мог привлечь для войны с Францией до миллиона человек, тогда как Наполеон на тот момент мог отправить в бой в несколько раз меньшие силы. Кое-кто из исследователей полагает, что максимум, возможного мог колебаться до 500 тыс. солдат, да и то при условии тотальной мобилизации всех способных держать оружие…
Конечно, можно было перейти к преднамеренной обороне и ждать вторжения союзников на территорию Франции. Подобная оборонительная