– А я тебе сколько раз говаривала, уходи с фатеры от греха подальше. – грозно воззрившись на жиличку, прокричала домохозяйка. – Я женщина больная, у меня всё внутрях болит и порой так запечёт, что хошь ложись и помирай, а ты пирожки на продажу пекёшь, а чаду… – и жалобно к судье, – господин судья, чаду столько напустит… не приведи Господи! Жизти от неё никакой нет, а мне врачи прописали свежий воздух. Какой тут воздух, ежели я чернотой от её гари потом цельный день харкаю…
Судья молча взял судейский молоточек и ударил им по дощечке на своём столе.
За взаимностью обид судья постановил дело прекратить, – закончил рассказ Шота, осторожно продвигая коляску сквозь толпу людей.
…
Въехав на Семинарскую площадь и остановив коляску в специально отведённом для гужевого транспорта месте, офицеры помогли девушкам выйти из фаэтона.
– Посмотрите, ну, посмотрите же, господа!.. Сколько народу! Ах, сколько много народу! И все красивые!.. Я никогда не видела столько много людей! Как чудесно! Как очаровательно! О! как я счастлива! Ну, посмотрите же! Посмотрите! – засияла глазами и восторженно захлопала в ладоши Анна, лишь только увидела массу празднично одетого народа, ожидающего торжественного открытия выставки.
– Невероятно! Ожившая сказка из иллюстрированных книг! Изумительная сказка! О, Господи, я даже в мыслях не могла представить такое! – более сдержано, нежели сестра, но всё же восторженно восклицала Галина, охватывая взглядом сказочный главный вход выставки с крыльями резных стен и башенками по краям.
– Напоминает московский кремль. Только тот строго величествен, а это сооружение величественно празднично. Какое-то необъяснимое торжество лёгкости, света, а, в общем-то, жизни. Красиво! Не ожидала такого прекрасного начала экскурсии!
– Это лишь преддверие её, – улыбнулся Свиридов. – Всё самое необычное впереди… за главным входом…
– Верю на слово, хотя уже и это, – чуть кивнув на «воздушное» здание главного входа выставки, – вызывает восхищение, – не выражая неистовых эмоций, сдержано, но чувственно ответила Лариса, явно восхищённая красочной площадью наводнённой празднично одетыми людьми.
Лариса сдерживала себя, но внутренне горела, более, пылала, и пламя восторга отражалось в глазах. Это пламя видел Свиридов. Он не сводил взгляд с княгини, восхищался