Он стоял, и казалось, плечами упирается в небо – лишь казалось – высоко оно, небо Кронидов, лишь у края Земли, где висит оно низко, держит Атлас его – могучий Атлант – но куда и ему до титана, порождённого Геей от гнева! И стоял тот, громадный и мощный, и казалось – схватил бы он гору и швырнул её в тёмное небо – раскололось бы вдребезги небо, и осколки б истыкали Землю страшным градом – хрустальным и жгучим, распоров её плоть до Аида – до скопления теней безгласных – и помчались бы тени на землю, и кружились бы в вихре безмолвном. И упёрся руками он в гору, и схватил, и вознёс над собою – страшный треск раздираемой плоти взрезал воздух – страдающей плоти – плоти Геи. Разверстая рана наполнялася кровью земною – раскалённой кипящею лавой, и кричала Земля, содрогаясь, и кричали могучие боги, с лютым страхом смотря на титана. И титан засмеялся, громадный – торжествующим смехом титанским – и ударил горою об землю – и до неба взлетели осколки, и пробили его, и умчались – в бездну мрака, в неведомый Хаос. От удара Земля раскололась – чёрной ямой, и трещиной узкой добежала до Тартара яма, и титаны увидели Солнце – тонкий луч, заструившийся в Тартар. Он смеялся – громадный и мощный – смехом смерти и смехом расплаты, и из Тартара хохот титанов раздавался, могучему вторя!»
Старик замер. Он увлёкся. Ритм речи захватил его, и величьем дышали рождённые образы – его мыслью. Его памятью. И увлёкся он – на мгновение, но повысил он голос – стал рассказывать так, как должно это рассказывать. И услышал звук своего голоса – и испугался. Он оглядывался вокруг – боязливо и жалко – но на этот раз всё обошлось. Лишь один раб недовольно поднял голову, и вновь опустил, и забылся в тяжёлом сне. Рабском сне. Старик успокоился и поглядел на мальчика. И увидел его внимательные глаза – тот вовремя сбросил дремоту, навеянную ритмичной речью, и сейчас всем видом своим выказывал интерес и внимание. Старик был единственный защитник его в этом мире – старый, но ещё крепкий и обученный бою – и не хотел он лишиться защитника, и слушал речь на почти непонятном ему языке.
И в небо взглянул старик. Тёмным было оно, это небо. Но были участки темнее. Несколько тучек висело на небе – небольших, но чернее угля они были. Чернее сажи. И казалось, что небо пробито, и это дыры – в Хаос. А за ними – далеко, на горизонте – мгла. Беспросветная мгла. Пристально посмотрел туда старик, потом повернулся к мальчику и продолжил рассказ – тихо, почти шепотом.
«И снова ударили молнии Зевса, и огненный вихрь охватил тело титана. Охватил – и погас. И даже не обернулся титан. К небу поднял он голову, и лучи Гелиоса-Солнца отразились в глазах его – и погасли. Устрашённое Солнце укрылось за тучей. Но ярче Солнца сияли глаза титана – светом смерти. Последним светом. Укрыться бы от него – но некуда. Рука. Поднялась она – медленно, страшно – и застыла над миром, казалось, готовая