Испытующий взгляд его был устремлен на лица центурионов. Каждый – примипил в своем легионе. С легатами или военными трибунами Цезарь особенно не церемонился. Все они были аристократами, проходившими краткосрочную военную службу. А вот центурионы являлись хребтом римской армии как боевые и постоянно действующие ее командиры.
– Фабриций, Макрин, Ламий! Приказ таков: оставайтесь в Александрии и хорошо ее охраняйте.
Бесполезно жаловаться или на что-то пенять. Все могло обернуться и хуже. Например, одним из знаменитых маршей Цезаря в тысячу миль за тридцать дней.
– Да, Цезарь, – ответил за всех Фабриций.
– Публий Руфрий, ты тоже останешься здесь. Ты назначаешься легатом-пропретором.
Эта новость понравилась Руфрию. Он уже обзавелся александрийской женой. Та ждала ребенка, и ему не хотелось ее покидать.
– Децим Карфулен, когда я отправлюсь в Анатолию, шестой пойдет со мной. Мне жаль, что вам не придется вкусить от домашних хлебов, но вы, ребята, были со мной много лет, с тех самых пор, как я одолжил вас у Помпея Магна, и я ценю вас еще больше за верность вашему командиру, после того как он отозвал вас к себе. Я пополню личный состав другими ветеранами, когда двинусь на север. В отсутствие десятого шестой будет моим личным легионом.
Улыбка Карфулена продемонстрировала отсутствие двух зубов и изогнула шрам, идущий от одной щеки до другой через подобие носа. Его действия при взятии крепости Птолемея спасли жизни целого легиона, прижатого к земле перекрестным обстрелом. Он был увенчан corona civica перед строем, когда отличившимся вручали награды. И, как некогда Цезарь, имел теперь право стать членом сената, в соответствии с декретом Суллы.
– Это большая честь для шестого, Цезарь. Мы все – твои до конца.
– А что касается вас, – приветливо обратился Цезарь к своему старшему ликтору и секретарю, – вы по-прежнему остаетесь при мне. Куда я, туда и вы. Однако, Гай Требатий, я вовсе не требую, чтобы с ними остался и ты. Ты – римский аристократ, отслуживший свой срок. Задержка в армии может застопорить твою карьеру.
Требатий вздохнул, вспомнив порт Итий и ужасные пешие переходы в условиях высокой влажности, когда легатам и трибунам запрещалось ехать верхом. Вспомнил он и стремительные перемещения в подпрыгивающей двуколке. Тебя выворачивает, а Цезарь диктует, и надо писать, писать и писать. О Рим, паланкины, устрицы из Байи, сыр из Арпина, восхитительное фалернское вино!
– Ладно, Цезарь, поскольку рано или поздно твои дороги приведут тебя в Рим, я отложу решение относительно