Тяжело дыша, нищий все с тем же безразличием на лице стал подбирать заработок. Черт возьми, ему еще каждой копейке поклониться надо! Говорят, чтобы сохранить фигуру и похудеть, надо каждый день рассыпать на полу коробку спичек, а потом поднимать по одной штуке.
…По внутреннему лифту мы едем сквозь статую Свободы, пронзая ее вертикально. Через стекло кабины вижу каркас. Какое величественное сооружение! Изящество, буйство фантазии, безукоризненность расчета.
Проезжаем колени, бедра, вот мы где-то, извините, в районе пупка, выше. Стоп, вылезаем наружу. Мы на ее могучих плечах. Выходим на обзорную площадку. Неслыханная панорама…
Вдали бушующий океан, а перед глазами застыл город-гигант, построенный не иначе как циклопами или атлантами. На что или на кого он похож? На первобытный хаос? Что-то общее есть. На серые громады скал, остывшие после извержения вулкана? Пожалуй. Но это далеко не точно. Нет, не могу придумать сравнения. А, догадался! Он похож на доисторическое чудовище – динозавра, бронтозавра, плезиозавра. Да, да, именно на динозавра. Серый, вытянувший гигантское тело вдоль гранитного острова Манхэттена, со своими чешуйчатыми панцирными хрящами – небоскребами на выгнутой спине. Вот он – замер, застыл, раскинув свои лапы в разные стороны. Головы не видно. Он вытянул шею вдоль земли, и она где-то там, за горизонтом, за слиянием Ист-Ривера и Гудзона, в другом штате. Ишь какой красавец выстелился!
…Если переехать Сан-Францисский залив, уехать в горы миль за восемьдесят, то попадешь в заповедник – парк секвой, гигантских деревьев, возраст которых исчисляется тысячелетиями. И о них я когда-то читал в книгах, видел картинку в учебнике географии или естествознания все в той же благословенной Костроме. Чего там только не было, может быть, все!..
Вот они передо мной. Разве не счастливейший я из счастливых! Запрокидываю голову. Там, в высоте, такая гущина, что вершин и не видно. Деревья стройные, необхватные. Каждое стоит как будто отдельно, каждый экземпляр – индивидуальность, полон достоинства, величавой простоты и скромности. Ничего лишнего. Прямой ствол, ветки и иголки. И окраска благородная – коричневая. Немножко потемней, чем кожа на лице того красавца индейца, о котором я только что рассказывал. Да и древесина сама по себе так хороша, что из нее делают даже брошки. И дорого стоят. Я одну брошку привез жене. Право, ничем не хуже, чем из