Паучий Король приблизил к ней своё лицо с тёмными немигающими глазами: одна пара их казалась вполне человеческой, с белками и ресницами, а остальные три шли по обеим сторонам головы, спускаясь к длинной, почти змеиной шее. И это было так жутко, что Тилли не могла отвести от него взгляда: должно быть, именно так и погибают несчастные бабочки, попавшие в лапы к ужасным паукам, покорные, безвольные и завороженные…
– Ты выглядишь не слишком сытно, – наконец произнёс Король, и по телу Тилли побежали мурашки. – Тобой не накормить даже одного из моих детей.
Тилли только в этот момент осознала, как болит у неё то место, за которое её поднял Паучий Король: он, должно быть, в самом деле вцепился в неё до костей…
Но, вероятно, он не хотел есть только её. Он хотел насытить своё прожорливое брюхо кем-нибудь ещё.
Неужели это конец, и у Тилли ничего не получилось?
– Но я, признаться, поражён твоей безграничной смелостью, – продолжил он. – Я ни разу не видел смертных, которые добровольно отдавали себя на съедение мне. Видишь этих людей? – Он широким жестом окинул поляну. – Они попали в паутину. Люди глупы, намного глупее, чем любой из моих детей. Паутина приводит их сюда: могу без ложной скромности заявить, что они сами помогают мне её плести – своей корыстью, страхами, глупостью…
– Но разве ты не можешь поймать их самостоятельно? – неожиданно спросила Тилли.
Она тут же пожалела о своем вопросе: лицо Паучьего Короля, и без того бледное и обескровленное, стало почти прозрачным, а он выпрямился и заговорил так громко, словно гроза спустилась прямо на землю.
– Ты смеешь сомневаться в силе Паучьего Короля?! Ты действительно так стремишься умереть, что дерзишь мне?!
– Нет, – Тилли была оглушена и не слышала своего голоса. – Но я знаю, что другие сомневаются в твоём колдовстве за пределами леса. Они говорят, что только твои дети, да ещё и феи, могут выбираться из него, а ты просто приманиваешь путников к себе, как лентяй. Они так говорят, не я. Я пришла сама, и я…
Тилли не успела договорить – её сбил хохот Паучьего Короля. Его лицо изменилось, стало весёлым и почти что человеческим. Он смеялся так громко и так искренне, что Тилли не могла не поддаться его искренней веселости и не ответить слабой улыбкой.
Хотя её и пугало то, над чем он может смеяться.
– Уж сколько лет живу, – и свободная рука Паучьего Короля, в белой перчатке и с торчащей из-под рукавов белой рубашкой, смахнула невидимые слезы, – уж сколько лет живу, но ни разу не видел, чтобы меня пытались так глупо обмануть! Но я ценю твою храбрость, смертная, и даже готов немного смилостивиться.
Он отпустил её, и Тилли упала на землю. Девочка больно ударилась, и её юбка почти совсем слетела с бёдер, но это ничуть не