– Про Монику, её отца. Насекомые…
– Тараканы!? Пойдём в машине расскажешь!
Театральные посиделки
Из костюмерной с большим столом вышли две работницы театра, с ними мальчик, в фойе сели на сиденье, ожидая, не пройдет ли мимо режиссёр, к нему был важный вопрос, связанный с выбором цвета костюма Незнайки.
Мимо прошёл молодцеватый мужчина, чернобородый, густо восточный, с восточным вкусом во всём смуглом теле, будто пронеслась волна фруктово- пряного ветерка.
Две женщины и мальчик – подросток проследили путь иноземца до конца коридора.
– У нас дагестанцы.
– Да приехали, работают, я даже не знаю, зачем они в театре.
– Да говорили же, ты забыла?
– Забыла! Но я помню, каким способом дагестанцы стирают белье, я по молодости ездила в Дагестан, друзья приглашали, – глаза Веры слезились голубыми мечтами юности.
– Правда, мама, я не знал, ты не говорила! – включился Матвей.
– Это так же, как Челентано давил виноград для вина, примерно так же, – объясняла Вера больше подруге Инне, коллеге из костюмерной, чем вникавшему в разговор сыну.
– И как, – вяло ковыряя короткие слова, произнёс сын.
– Вблизи колонки раскладывают простынки, другое бельё, заливают водой, посыпают его порошком, – она посыпала руками в воздухе, будто инсценировала народную песню, – и танцуют по белью босыми ногами, притопывают, побивают, как барабан стиральной машинки.
– И как Челентано штанишки подкасывают? – Уточнила Инна.
– Ага, до коленки.
Она наклонилась показать. В это время вихрем пронёсся режиссёр, вдали коридора ускользнула фигура в теплом свитерке.
«Не успели спросить».
– Ух ты, ногами стирают, – весело включился сын.
Он не знаком с режиссёром и не разочарован его быстрым исчезновением.
– Берегут руки.
– Да, а то глядишь, а ручки то уже износились, – Вера взглянула на узкую ладошку с тонкими костяшками коричневатых пальчиков, потёрла их и скрючила.
– Что дальше, мам.
– Да, а дальше белье полощут, отмывают водой. Но воду экономят, – продолжила она своим обычным интеллигентным распевом.
– Что экономят, молодцы.
– Да у них мужики не меньше, чем женщины пашут, – резким тоном продолжила Инна, – а наши мужики видно энергию всю растратили ещё до шести лет, и в школу идут уже немощными, слабыми и злыми.
– Ленятся, гады, ничего не хотят. Все дела домашние женщины делают, а эти приходят и сидят, лежат на диване.
– Да что там не хотят, не могут.
На Матвея волной накатило смущение, он затоплен стыдом за мужчин, Их разговору тридцать или больше лет, и женщины часто-часто похожее говорят и совсем привыкли, и уже никогда не заметят, что он, например, Матвей, всегда помогает матери гладить бельё, мыть посуду, да много чего помогает, а им, таким