Хармид снова кивнул.
– Сколько пахарей?
Эсимнет задумался, пожевал губами.
– Давай четырех.
– А женщин?
– Прислуга в дом… Сам решай. Ну, двух – трех… Деньги возьми у ключника.
Поклонившись, иларх спустился с башни.
Ему не хотелось плыть в Фанагорию, но приказ есть приказ. Рабов в Пантикапее стараются не продавать. Каждая пара рук на счету. Весной они нарасхват, потому что надо пахать и сеять, летом заготавливают сено, пасут скот. Осенью все горожане поголовно заняты сбором урожая. Зимой рабов гонят за хору[95] на строительство оборонительного вала к Меотиде[96], который начали возводить еще при Археанакте Первом.
Тавры рабами не торгуют, хоть и пиратствуют. Захваченных матросов и купцов приносят в жертву Деве: сначала кровью польют алтарь, потом добьют дубиной, а голову насадят на кол.
Сколоты иногда привозят военнопленных – в основном сайримов[97] и сираков[98], когда те совершают вылазки из-за Танаиса. Но только во время перемирия, если у Кизика есть деньги, чтобы заплатить дань. Как только казна иссякнет, начинаются стычки; тут уже не до мирной работорговли.
До заката Хармид находился в котловане: давал указания землекопам, иногда сам брался за лопату или лом, помогал выворачивать валуны. Закончив работу, солдаты нестройной толпой двинулись к войсковому бараку.
Позади остались акрополь, лепившиеся к горе гроздья жилых домов на террасах, кварталы ремесленников… В доках еще кипела работа – моряки будут продолжать просмолку до тех пор, пока солнце совсем не сядет, иначе смола остынет, затвердеет, а значит, завтра опять придется жечь дрова и дышать вонючим черным дымом.
Вот и берег Пантикапы. В казарме уже горят масляные лампы.
Хармид устало опустился на соломенный тюфяк. Повар сунул ему миску ячменной каши с салом, поставил на пол кружку воды. Иларх немного повалялся, с наслаждением вытянув ноги, потом принялся за еду, пока не остыла.
Взгляд упал на сваленное в кучу у стены трофейное оружие: маленькие изогнутые луки, обтянутые кожей гориты[99], тяжелые копья, похожие на гарпуны дротики с длинной втулкой и крошечным жалом.
Заметив акинак и булаву, подумал: «Ишь ты! Простые общинники такие не носят. Похоже, удалось завалить пару сотников».
Иларх вспомнил последнюю стычку. Люди номарха Октамасада сожгли одну из деревень хоры. Когда на следующий день они явились в соседнюю деревню, там их ждала фаланга из двухсот пантикапейцев.
Сколоты сидели на конях, словно влитые, будто это не люди, а кентавры. А дрались ух как настырно! Так и вились вокруг словно растревоженные осы, стреляли просто виртуозно, отпустив поводья на полном скаку.
Пантикапейцы