– При чем тут я? – Он зябко поежился, уклоняясь от ответа.
– А может быть, у Чертыханова спросить? Может быть, он потерял веру?
Тропинин усмехнулся.
– Этот человек, не сомневаюсь, лекцию прочитает. Образцовый советский боец…
Чертыханов задержал трех женщин, уныло толкающих перед собой детскую колясочку, видно, бабушку, дочь и внучку.
– Извиняюсь, тетя, – заговорил он учтиво, обращаясь к самой старшей, а перед молодой даже шаркнул сапогом, – куда вы направляетесь?
– Как куда? Немцы-то у Дорогомиловской заставы, говорят.
– От немцев скрываетесь! – Чертыханов рассмеялся и осуждающе покачал большой лобастой головой. – Извиняюсь за грубость и солдатскую прямоту, но вы дура-баба. Другого определения вам нет. Разве сможете вы убежать от немцев со своей колясочкой? У немца, гражданка, машины, танки, самоходки; куда вы от них скроетесь? Настигнет, как по нотам!.. Ну выйдете вы из города, а дальше что? Ночь наступит, холод, дождь, а у вас внучка, такая хорошенькая куколка… – Прокофий потрепал девочку по щеке. – Что будете делать? Ночевать проситься начнете – чертогов вам там не припасли. И вас не пустят – не вы одни идете, вон какая туча прет!.. На поезд не рассчитывайте – вагоны переполнены, войска перевозят… А на какие средства будете существовать? Не золото небось везете в колясочке-то…
– Да уж какое золото… – Женщина, вздохнув, растерянно посмотрела на Чертыханова, на его лицо, широковатое, с картошистым носом и маленькими, участливо и лукаво сверкающими умными глазами: то ли правду говорит, то ли врет?
– Вот и поворачивайте назад, пока не поздно. Немцы в Москву не пройдут. Это я вам заявляю категорически, как свой своим.
– Не пройдут? – с сомнением спросила женщина и вопросительно взглянула на меня.
– Он не врет, мать, – сказал я.
Сзади женщин приостановилась молодая пара – тоже с колясочкой – и прислушивалась к разговору: жена худенькая, бледная, болезненного вида, муж здоровый, ухоженный, в пальто хорошего покроя, в шляпе, вокруг шеи – мягкий, пушистый зеленый шарф, конец шарфа перекинут через плечо.
Мать девочки, потупившись, тихо произнесла:
– Может быть, вернемся, мама…
Девочка вдруг захныкала:
– Бабушка, я хочу домой!.. – Огромная людская толпа ее, должно быть, пугала.
Чертыханов шагнул к молодой паре.
– А вы, молодой человек? И охота вам лезть в эту свалку, в это позорище? Не стыдно расписываться перед женой в собственном малодушии? Эх, люди!..
Жена сказала несмело, оправдывая мужа:
– У него бронь на руках…
– Себя можно забронировать, – сказал Чертыханов наставительно. – А совесть? Разве совесть забронируешь?
Молодой человек молчал, понурив голову.
Мы отодвинулись, чтобы не смущать их своим присутствием. Но Чертыханов исподтишка следил за ними.
– Глядите,