Так вот, Тим – это ещё город, а что говорить о подъезде к селу Безобразово!
Временами мне казалось, что наш прицеп застрянет здесь навечно, но подъезжал ещё один попутный трактор и выволакивал нас. Как по таким дорогам можно было перевозить тысячетонный урожай «свеклЫ» – ума не приложу! Дешевле на вертолётах. Воистину «золотую» свеклУ выращивали на курских просторах!
Всё, хватит о курских дорогах! Теперь о самом селе Безобразово сентября 1975 года. Симпатичная деревенька с главной улицей, по обочинам которой стояли дубы с обледенелыми зелеными листьями, которые даже при слабом ветре издавали чудесный мелодичный звон, запомнившийся мне до сих пор. Мороз нагрянул внезапно, когда листочки были ещё зелёными, и законсервировал их. Потом они покрылись тонкой коркой прозрачного льда и превратились в волшебный музыкальный инструмент.
Нашу компанию преподавателей из троих человек с кафедры теоретической механики – завкафедрой профессора (меня), просто профессора лет на пятнадцать старше меня, и молодого ассистента, поселили в доме школьного учителя и его жены. Кроме них в доме проживали трое их маленьких детей – от трёх до восьми лет. Дом включал в себя сени, куда на ночь загоняли скот, кухню с огромной русской печью, и спальню – небольшую комнатку всего с одной узкой кроватью, на которой спали родители. Дети же лежали гуртом на полу на одном матраце.
Хозяин, распределяя места на ночь, решил двух профессоров, старший из которых был довольно полным, уложить на одной узкой кроватке, а молодому ассистенту «залечь» со всей учительской семьей на полу. Туда уже натащили кучу тряпок, чтобы с комфортом улечься на них всей бригадой. Но я пришёл в ужас от такого распределения, так как спать с «мужиком» на одной узкой койке было не в моих правилах – это, как поётся в старой еврейской песенке «неприлично, негигиенично и несимпатично». Поэтому я выбрал себе местечко на печи, куда надо было забираться через узкий пролаз. Но прежде предстояло выгнать оттуда с десяток бешено сопротивлявшихся котят и кошек, сотню-другую крупных чёрных тараканов, а также постелить мне там старенькое байковое одеяльце. На кроватке же уместились «вальтом» наш полный профессор с худеньким, но под два метра ростом, ассистентом, а вся семья учителя была свалена в углу комнаты на матраце и уже упомянутой куче тряпок. Это, конечно, не гранд-отель, но и не сталинградские окопы.
Всё было бы относительно хорошо, если бы печь к середине ночи не разгорелась до максимума и в малюсенькой каморке на ней не установилась температура мифологического ада. Я, хоть и знал, что являюсь грешником, но находиться в аду ещё при жизни не хотел, и постепенно раздевался в своей каморке догола. Дело осложнялось тем, что в упомянутую каморку постоянно врывались недовольные своим изгнанием кошки, и упорно возвращались в свою альма матер отвратительные тараканы. Под утро я сдался, вывалился из узкого пролаза на печи головой вниз на пол и выбежал голяком в сени поостыть. Корова и лошадь, а также поросята и свиньи в утренней полутьме с ужасом глядели на меня, решив, наверное,