Возможно, Стюрбьёрн предлагал отцу схожую стратегию, но Гейрмунн в тот вечер был занят разговором с Эйвор. Он знал: отец никогда первым не нападет. Однако сейчас, слушая Гутрума, он вспомнил недавние слова Браги о полях и сорняках. Вдруг датчанин прав?
– Как ты поступишь? – спросил Гутрум.
Ему ответила конунга:
– Не сочти мои слова оскорбительными, но зачем нам в таких делах слушать советы датчанина? Это не твои земли, не твои люди, и Харальд не твоя забота.
– Да, я – датчанин. – Гутрум встал, упираясь тяжелыми кулаками в стол. – Но мы, датчане, не изнежились в своих усадьбах. Нам знакома война. Когда умер конунг Хорик, вернулись старые свары и устремления. Немало крови тогда пролилось.
Воспоминания пробудили в Гутруме ярость. Его трясло, и он даже не пытался это скрыть.
– Вот уже пятнадцать лет, как я не знаю ничего, кроме войны, и потому я отправляюсь в Англию. Если мне суждено начать войну, я предпочту убивать саксов, а не датчан. Если мне суждено сражаться, я буду сражаться за земли и мир в надежде, что сумею захватить достаточно и у меня будет что оставить детям и внукам.
– Я восхищен твоими замыслами. – Конунг Хьёр встал и стоял неподвижно, словно древние столбы возле его усадьбы. – У меня схожие желания. Я тоже хочу оставить детям и внукам сильный и крепкий Ругаланн. И по этой причине я не отправлю с тобой свои корабли и воинов.
– А вдруг Харальд тебя победит? – спросил Гутрум. – Что ты оставишь детям, если у тебя отберут Авальсснес?
Гейрмунн ждал, что отец отринет саму возможность победы Харальда, однако конунг молчал. Может, между Авальсснесом на севере и Стюрбьёрном на юге существовала договоренность? Гейрмунн взглянул на мать. Та смотрела на мужа и тоже ждала, когда он заговорит. Конунг молчал. Тогда она повернулась к Гутруму.
– Кажется, я достаточно ясно дала понять, что Харальд – не твоя забота и вообще не забота датчан.
– Плохую услугу вы оказываете вашим сыновьям, – сказал Гутрум.
– Что хорошо для моих сыновей – мне и решать! – прогремел конунг, у которого кончилось терпение. – Мне, а не безземельному датчанину, одержимому войной.
Гутрум ударил кулаком по столу. Гейрмунн инстинктивно вскочил на ноги, приготовившись к потасовке. Хамунн тоже встал. Поднялась и их мать, рука ее легла на рукоять кинжала, висящего на поясе. Но датчанин мгновенно пошел на попятную и поднял руки.
– Простите мою несдержанность, – сказал он. Лицо Гутрума покраснело, а сам он кусал губы. – Я приплыл сюда искать союзников, а не плодить новых врагов.
– Мы не враги датчанам, – сказала конунга. – И отказ в кораблях и людях не сделает нас врагами.
Гутрум