С поклоном я отхожу от нее, думая про себя, что мой дядя не преувеличивал – эта женщина ужасно пахнет. Неужели у нее на родине не принято менять нижнее белье?
Я иду к мужу, который поглощен разговором с моими кузинами, леди Марией и леди Маргаритой Дуглас, подружкой невесты.
– Уверен, что вы рады за вашего батюшку-короля, который сделал такую удачную партию, – обращается Генри к Марии, а я тем временем занимаю свое место рядом с ним.
– Это благодать Божия после того, что было прежде, – отвечает она, тараща на него близорукие глаза.
Марии двадцать семь лет, она на год старше меня; но если я крепкая и здоровая, то она маленькая и тощая, давно увядшая от горя и разочарования, ее мучат хвори, истинные либо надуманные. Сегодня на ней узорчатое платье темно-желтого дамаста с кистями и белыми батистовыми подрукавниками, отороченными бархатной малиновой тесьмой. Ее вьющиеся рыжие волосы с пробором упрятаны под французский капор, тонкие пальцы нервно теребят золотой молитвенник, висящий на ленте, прикрепленной к поясу.
Мне искренне жаль Марию, но я не могу на нее не злиться. У нее была тяжелая жизнь, король и вправду жестоко с ней поступил, когда развелся с Екатериной Арагонской, но девчонка сама проявила непозволительное упрямство, отказавшись признать, что брак ее матери был незаконным[5]. Такая дерзость никому не сходит с рук. Так что король держал ее отдельно от матери, чтобы привить ей послушание. Он не позволял Марии навестить Екатерину, даже когда королева находилась уже при смерти. Вместо того Марию объявили незаконнорожденной, плодом кровосмесительного союза и определили фрейлиной к Елизавете, новорожденной дочери Анны Болейн. Удивительно, но Мария, у которой ее приниженное положение отняло возможность выйти замуж и стать матерью, вскоре нежно привязалась к Елизавете. И отнеслась к ней с сочувствием, когда Елизавету, в свою очередь, объявили незаконнорожденной после падения Анны Болейн. Еще более удивительно, что эти сестры, несмотря на смертную вражду матерей, имеют так много общего и так искренне преданы друг другу. Более того, обе очень любят своего брата Эдуарда.
Младшие дети короля здесь не присутствуют. Принц Эдуард, которому уже исполнилось пять лет, находится в Хаверинге, а леди Елизавета – в Хатфилде. Они пропускают такой веселый праздник потому, наверное, что его величество, как всегда, опасается, что они подхватят какую-нибудь заразу при близком общении с придворными.
Когда я подхожу к буфету, чтобы положить себе на тарелку глазированный марципан и засахаренные апельсины, музыканты в углу начинает играть размеренную павану. Но никто не танцует. Все галдят, кубки наполняются вином, вельможи расхаживают по комнате, сбиваясь в группки. Король сидит на своем троне, новая королева – на кресле справа, и приглашает избранных придворных побеседовать с ними. Время от времени он берет руку невесты, подносит к губам и целует, и его голубые глаза при этом лучатся похотью. При всей его немощи, в моем дяде