– … А вы всегда говорите правду? – спросила она, помолчав секунды полторы.
– Да, – честно соврал я…
– …Понятно, – вздохнула Злата.
– Что тебе понятно? – переспросил я, уточняя – к чему относится этот вздох: к тому, что ей нужно будет раздеться, или к тому, что мне придется писать картину?
– Понятно, что вы меня распнете, а я даже не буду знать – зачем мне это нужно?
Может, объясните?
– Не объясню, Злата, – я говорил серьезно; и мою серьезность подтверждала улыбка.
– Почему?
Сами не знаете?
– Знаю.
– Что знаете?
– Знаю, что любой человек найдет тысячу аргументов в пользу того, чтобы распять другого человека.
И две тысячи – в пользу того, чтобы не быть распятым самому…
…Ее мысли довольно замысловато побродили по лицу и вылились в вопрос, довольно неожиданный, если вдуматься.
А если не вдумываться – то вполне нормальный:
– Вы целомудренный человек?
– Наверное, – ответил я, – Только в моем возрасте это называется уже по-другому…
…Ее слова заставили меня задуматься.
Когда, не стерпев моего пьянства, все жены по очереди оставили меня, а я бросил пить – мне как-то удавалось обходиться подружками моих бывших жен.
Потом пришло время обратиться к совсем уже посторонним женщинам – самим бывшим женам.
А теперь я, случается, обращаюсь к кому попало.
Кто-то скажет, что это – верх целомудренности.
А кто-то, что целомудрие и я – жители с разных улиц…
…И, помолчав немного, я добавил:
– Злата, возможно, я просто не знаю: что это такое – целомудрие. – И тут же нарвался на ответ:
– А мне что-то и не хочется разбираться в том – знаю я или не знаю, что такое целомудрие.
Вот так и выходило, что ее поколение могло то, что недоступно нам.
Например, задумываться о целомудренности, не тратя время на выяснение того, что это значит…
– … А вы часто рисуете обнаженных женщин?
– Не часто, но рисую.
– Но ведь голая женщина – это зло, – девушка явно проверяла ремонтоспособность моего здравого смысла. – Так говорит религия.
Я оценил эту проверку; и мне не оставалось ничего, как улыбаясь смотреть ей в глаза: «Самое красивое на свете явление – обнаженную женщину – христианство назвало злом.
Уже за одно это – все мужчины должны стать атеистами», – И Злата явно поняла, о чем я думал. Во всяком случае, она укрепила свой аргумент:
– Так говорят все религии; а на них стоит человечество.
И я опять промолчал в ответ: «Один из нас – либо я, либо человечество – делает большую ошибку, утверждая, что обнаженная женщина это плохо.
И так как не может быть, чтобы так сильно ошибался я, то, скорее всего, ошибается человечество.
Я утверждаю, что обнаженная женщина – это прекрасно; и достаточно взглянуть на такую женщину всего один раз, чтобы понять, что право не человечество, а я».
Не