Потом подумал, что смог бы написать картины на эту тему, но как-то все не складывалось, до тех пор, пока я не встретил тебя.
И теперь мне нужно подумать.
– А что вы хотите написать с меня?
– Страсть.
– Классно.
Как у Онегина с Татьяной, – улыбнулась Злата, и я улыбнулся в ответ девочке, вспомнившей классика:
– Как у Ленского с Ольгой.
– А Ленский – это… кажется… – Злата явно пустила свою память в разнос, а я слегка удивился:
– Ты не помнишь, кто такой Ленский?
– Ленский? А на фиг мне помнить всех этих революционеров?..
…Вот так…
…После этих слов обнаженной красавицы, ясными глазищами смотревшей в мои глаза, у меня отвисла челюсть.
Хорошо, что ненадолго.
И моего хождения в удивление девочка, кажется, не заметила.
В одной комнате, друг напротив друга, находили себе место два продукта эволюции человека, говорившие на одном языке, смотревшие на часы, показывавшие одинаковое время, но являвшиеся разными формами жизни.
Да и эпохи у нас оказывались разными.
Тот мир, в котором жил я, уходил в прошлое, независимо от моих желаний и устремлений.
И единственное, что я мог противопоставить приходящему миру – это понимание того, что представлял поколение, которое не только никем не стало, но даже и не решило, кем оно хотело бы стать.
Строителей коммунизма из нас, слава богу, не получилось.
Но и нестроителей, впрочем, – тоже.
Объявив свое образование лучшим, мы так и не определились с тем – зачем его получаем.
А новый мир образовывался независимо от образования.
И демонстрировал свои критерии понимания истин: думай, как хочешь – делай, как надо…
…Пока я раздумывал об этом, Злата выпрямилась, встала передо мной и, поставив ножки чуть шире плеч, стала раскачиваться из стороны в сторону, перенося вес с одной ноги на другую, умудряясь при этом подниматься на носочки.
– Ну что? – прошептала она. – Глупая я?
– Нет, друг мой. Это слово здесь не подходит, – я отвечал ей так же тихо.
– Глупая! Глупая!..
А вы, умники? Начитались книжек, наслушались чужих слов и решили, что все понимаете. – Это уже было похоже если не на революцию, то – на бунт.
По крайней мере – коммунального масштаба.
– Злата, мы понимаем далеко не все, но знания никогда не мешали пониманию.
– Какие знания?
Вот вам вдолбили в голову, что с молодой девушкой спать нельзя, вы и повторяете.
И еще и называете это православным воспитанием. – Констатация параметров ситуации завершилась вопросом:
– А почему же, если нельзя до восемнадцати, девочка созревает в двенадцать?
Как это Бог такую промашку допустил?
– Ну… – понимая, что говорю ерунду, я сопротивлялся довольно вяло, просто не желая сдаваться без арьергардного сражения. – Наверное, Бог посылает нам испытания.
– Так, по-вашему, Бог – это