Я – гой. Равиль Садыков

как моя бабушка (царство ей небесное), когда я ещё был ребёнком, пережившая гражданскую войну в начале ХХ столетия, коллективизацию83, Вторую мировую84, разруху и голод, непрестанно причитала – «только бы не было войны», для неё это было самым страшным из всех несчастий, которые она пережила за свою долгую и непростую жизнь. «Какая война может быть, бабушка?» – спрашивал её я. Я не понимал, о какой войне может идти речь… В моём тогдашнем представлении этого не могло быть. Я родился после войны, но хорошо помню её отголоски – изувеченных войной людей. Мой отец (ныне покойный) был участником той войны, и он не любил о ней рассказывать. Я был уверен, что войны больше не будет. И вот это случилось теперь с моим поколением.

      «Смотри, что здесь творится», – говорили мне жена и её родные, – «людей прямо на улицах стреляют, повсюду бандиты».

      К моему великому сожалению, всё это было правдой. Во времена перестройки85 бандитизм расцвёл пышным цветом. Людей убивали прямо на улицах – посреди белого дня, а органы правопорядка бездействовали, покрывая преступников. Мне не хотелось уезжать. Но что я мог возразить. Хотя, даже при всём творившемся вокруг разгуле бесправия и вседозволенности, я всё ещё продолжал любить эту страну и наивно полагал, что всё это только временно. Мне не хотелось верить, что всё, к чему я привык, и все те идеалы, на которых я воспитывался и рос: любовь к родине, патриотизм – окажутся полной фикцией86, пшиком87, нулём.

      Вы можете мне не верить, но я смотрел все съезды ЦК КПСС88, которые транслировались по Центральному телевидению (другого в принципе тогда и не было, за исключением местного телевидения), аж с 1971 года и вплоть до ХXVIII съезда в 1990 году – последнего в истории Советского Союза. Я с таким вниманием слушал речи наших Генеральных секретарей89. Больше всех мне нравился Леонид Ильич Брежнев90. Я верил каждому его слову. Я верил этому человеку, верил нашей партии, её руководству, Политбюро91 и верил, что мы живём в лучшей стране; верил в единую общность – советский народ92; верил, что мы все будем жить при коммунизме93.

      Но меня обманули.

      Я не еврей и не иудей. Если говорить откровенно, мне никогда и не приходила в голову такая мысль – стать евреем или иудеем. Мне всегда нравился мой статус94 – нееврея. Единственное, что меня связывает с еврейским народом, – это штамп в паспорте о регистрации гражданского брака, выданный в городском ЗАГСе95 города Каунаса, и свидетельство о рождении наших общих с женой-еврейкой детей. Не потому, что я имею что-то против евреев. Наоборот, я всегда испытывал уважение к этому народу. Я всегда любил и люблю мою жену, мне всегда нравились её родственники – евреи, нравились её друзья – тоже евреи. Но я был не еврей!

      Одна только мысль, что я окажусь в стране, где вокруг меня будут только одни евреи, приводила меня в ужас. Израиль в моём представлении был неким интеллектуальным монстром, сверхдержавой –