Ещё когда Василиса жила в девках в родительском доме, её отец уразумел, что дочь выросла умнее и мудрее его самого, осерчал за то на неё и велел Василисе три года быть лягушкой. А быть лягушкой, когда ты родилась умнейшей из людей – это, знаете ли, удовольствие ниже среднего. Жила Василиса на болоте, ловила комаров и прочих жучков-паучков, а на зиму впадала в спячку. Два с половиной года провела она в столь незавидном положении, и повезло ей, что ни змея не съела, ни какой-нибудь грамотей не отловил для опытов.
Прилетела как-то раз на болото стрела, пущенная Иваном-царевичем по наказу отца. Царь-батюшка хотел, чтобы сыновья себе невест нашли. Куда стрела долетит, там и женись. Стрела Василия упала на боярский двор, а стрела Фёдора – на купеческий. Достались старшим братьям в жёны боярская и купеческая дочери. А стрела Ивана-царевича приземлилась на болотной кочке возле чахлой берёзки, и Василиса в образе лягушки её подняла. Пришлось Иванушке взять амфибию в жёны, чему он поначалу совсем не обрадовался. Потом-то он понял, какое счастье ему привалило, когда жена стала принимать человеческое обличье, выходя из лягушачьей кожи. Иван быстренько подсуетился и кинул эту кожу в печку. Обернулась Василиса серой кукушкой и улетела к Кощею Бессмертному: такое заклятье наложил отец на родную дочь. Пошёл Иванушка супругу выручать и достиг цели, вызволил благодаря своей доброте и готовности прийти на помощь страждущим. По дороге он спас медведя, зайца, селезня и щуку, и те помогли добыть яйцо, в котором хранилась смерть Кощея. Разбил Иван-царевич яйцо и сломал иглу, которая означала конец земного бытия бессмертного старика, забрал Василису из царства Кощея Бессмертного, привёз домой и стал с ней жить-поживать да добра наживать.
В жизни, однако, всё не так просто. Во-первых, Кощей остался жив, хотя и правда чуть кони не двинул. Бывают такие болезни – вроде бы, смертельные, но если человеку удалось эту хворь превозмочь, то он после выздоровления будет куда крепче, чем был раньше. Так и с Кощеем: после того случая он стал совершенно бессмертным. А во-вторых, это только в сказках действие кончается свадьбой, а на самом деле бракосочетание открывает новый этап в жизненном пути человека, и сберечь чувства, какие были раньше, те чувства, что вдохновляли на подвиги, бывает труднее, чем освободить жену из плена Кощея Бессмертного. Они, чувства-то, со временем проходят, а любовь превращается в привычку.
Помимо троих сыновей, было у царя ещё четыре дочери. И на одной из них, Марье-царевне, женился крестьянский сын Емеля. А вышло это так. Емеля однажды выловил из реки щуку (нет, не ту, что спас Иван-царевич), а рыбина человечьим голосом просила её пощадить – за это все желания Емельяна будут исполняться. И действительно, зажил крестьянский сын хорошо, как сыр в масле катался. Сначала ездил на самоходных санях, потом и печку сделал самоходной. Правда, чтобы выехать на печке на улицу, Емеле пришлось разворотить избу в зимнюю стужу, но о таких мелочах он по молодости не задумывался.
Помощь необыкновенной щуки помогла устроить и личную жизнь. По щучьему велению и по его хотению Марья-царевна, сестра Ивана, влюбилась в Емелю. Царь от того был не в восторге и приказал заточить обоих в бочку, которую повелел бросить в море. И снова щука выручила, выбросив бочку на берег. Кроме того, сделала Емелю красавцем писаным и распорядилась, чтобы её волшебные помощники построили молодым дворец. Тут уж царь-батюшка Михаил противиться не стал – честным пирком да за свадебку.
Женился, значит, Иван на Василисе, а Емеля на Марье. Живут год, живут другой. Глядишь, и десять лет минуло. У Василисы и Ивана уже трое детей, сын и две дочери, а у Марьи и Емели два сына и две дочери – итого, стало быть, четверо детишек. Всё шло своим чередом. Царь-батюшка правил, а Василиса Премудрая была его первым министром. Во всём Тридевятом царстве не было никого умнее, проницательнее и учёнее царской снохи, и самодержец подумывал, не назначить ли ему Василису наследницей престола вместо кого-либо из сыновей.
Да и годы напоминали царю, что их, годов-то, шибко много накопилось. Семьдесят лет – это не хухры-мухры, а преклонный возраст. Там кольнёт, здесь заноет, и если царь раньше не знал усталости, то теперь начал сдавать. Бывало, надо обсудить новый закон с боярской думой или соглашение с каким-нибудь иноземным государством, а царю уже неохота. Скажет Василисе:
– Доченька, невмоготу мне. Иди поговори с боярами да с послами и рассуди, как лучше для нашего царства будет, а я свою подпись поставлю. Во всём на тебя полагаюсь!
И Василиса шла в тронный зал, и говорила с первыми людьми государства, и приказывала, и запрещала, и все собравшиеся только дивились уму и мудрости этой женщины. Слава её царского высочества разнеслась далеко за пределы Тридевятого царства. Всем была хороша жена Ивана, не только умом: красавица, каких поискать, да и нрава доброго. Марья-царевна, в отличие от Василисы, жила самой обычной жизнью царской дочери в своём тереме, не испытывая