– Если Дикалюка уберут, все мои планы пойдут прахом, – делился он со своей женой, лежа в кровати в одно из воскресений. В такие дни он позволял себе расслабиться, лежать утром дольше обычного до десяти утра и жене разрешал такое благо, чему она была несказанно рада. – А у меня столько планов, столько планов, голова пухнет: дом надо построить, а может и два, а потом, если дела пойдут и дальше в гору, можно было бы в Венгрии, или в Чехии что-то построить. На Центральной площади в Праге, углом к площади, в двух шагах от черты. А почему бы нет? Я что хуже других? Отнюдь нет.
– Поспи, еще девяти нет, – начала ворчать жена. – Завтра понедельник, рано вставать: детям в школу, мне на работу. Дай хоть сегодня выспаться, сколько душа просит. А то прихожу с красными глазами, а бабы судачат: во, жена председателя, либо он ее всю ночь мусолил, либо дома не ночевал, а она бедная ревела как белуга. Что касаемо мусола – хорошее выражение и хотя в школе это слово мы обходим стороной, а промеж себя только вздыхаем, мечтая, чтоб такое с нами хоть иногда случалось.
– Ты на что намекаешь, сухопарая, костлявая. Когда я выполняю свои обязанности как муж, у тебя гремят кости, отчего, скажи.
– Фигуру берегу, на капусте сижу, мужа берегу, чтоб на чужую бабу не позарился.
Лорикерик, счастлив от таких слов, щедро улыбался, прикрыв рот простыней.
– Хорошо тебе говорить: спи, а я не могу так долго спать даже по воскресным дням. Я забочусь о благе своих подданных, о гражданах, которые меня избрали председателем сельсовета, и, надеюсь, изберут и на второй срок, а также забочусь о нас немножко. А то упустишь. Нельзя упускать возможность. К примеру, дом—это вклад денег. И потом, у нас двое детей Дима и Марина. Хорош бы я был, если бы не построил им ни одного дома, когда все строят для своих детей, даже тех, которые еще на свет не появились, а только планируются. У нас, в Апшице, Юра Саган еще не успел жениться, а уже дом строит для своих чад. Из кирпича. Он член мафии, что орудует в Чехии. Денег – куры не клюют, вот и строит. У нас, то есть у меня сейчас тоже есть возможность, грех жаловаться, так почему бы ни воспользоваться этой возможностью? Я, вон земельки сколько продал под застройку. А земелька оказалась как бы ничейной. Колхоз канул в лету, а настоящие собственники, у которых эту землю отобрали в пятидесятые годы, на том свете. Так что, твой муж не растерялся. Ты что – уже спишь? Ну, карга старая, всю ночь храпела, спать мне не давала и сейчас… сколько можно?
Лимон повернулся к жене спиной, поджал короткие ножки к подбородку и крепко зажмурил глаза. Но в висках по-прежнему сильно стучало, голова пухла от мыслей, которые наплывали, как тучи во время грозы. «Надо побороть этих соперников на выборах во что бы то ни стало. Грядиль ящиками водки покупает и угощает всех подряд, задабривает избирателей, а я этого делать не буду. Я лучше потрачу часть средств на агитацию, да на приближение нужных мне людей. Мы сообща сможем сделать то, что этот Грядиль с тремя бочками спирта не сделает. Многие избиратели не явятся на избирательные пункты для голосования, а мы за них проголосуем сами… в мою пользу, конечно. Чем меньше избирателей придет голосовать, тем лучше. Не я один так делаю. Многие депутаты Верховной Рады просто покупают свои мандаты. Там все схвачено, не пробьешься. Если бы у меня было несколько миллионов, – я тоже стал бы депутатом Верховной Рады. Но мне и председателя сельсовета достаточно. В селе я – главное лицо».
Ольга Васильевна от сопения стала переходить к похрапыванию, Лорикэрик не выдержал такой вольности, свесил босые ноги на коврик, а затем и вовсе ушел на кухню. Там хорошо думалось. Часы пробили двенадцать, во всех окнах горел дневной свет, дома проснулись, дым из труб повалил, часы громко тикали на противоположной стене. «Бегут, – подумал он, глядя на них, – укорачивают мою жизнь. А мне так много надо успеть. Завтра надо узнать, как решился вопрос с Дмитрием Алексеевичем. Если все хорошо, пусть дает кирпич. Пятьдесят тысяч. Я его обменяю в другом районе. Если все же кто-то напишет жалобу, и по этой жалобе придут меня проверять – увидят, что кирпич местного производства. С чего начнут, тем и кончат. Надо отоспаться: завтра трудный день».
В детской что—то хрустнуло, зашелестело, возможно, мышь учебник на полу грызла. Лимон включил свет в прихожей и вошел в детскую. Дети спали на разных кроватях, сбросив с себя одеяла, скомкав простыни. Дима лежал на боку, поджав ножки к подбородку, как отец, а Марина – на спине с разбросанными в стороны ручонками. Прядь длинных рыжих волос свисала с подушки, ротик приоткрыт, и она слегка посапывала.
«Вся в маму, – решил отец и стал накрывать ее одеялом. – Вот спит, даже не пошевелится. Мне бы так».
Он приложил ладонь к голове, и ему показалось, что лоб горячее обычного. На кухне достал градусник из маленького шкафчика, сунул себе под мышку и сел на табуретку. Градусник показывал 37,3, как и вчера утром.
«Воспалительный процесс, – решил он, – хорошо, что не в мозгах. Он—то и не дает мне возможности погрузиться в нормальный сон.