Нищий
Историю эту мне рассказала бабушка, когда я была еще маленькая. А она услышала ее от своей бабушки, когда тоже была маленькой. Так что произошло это лет сто назад, нисколько не меньше.
Бабушкино село стояло совсем рядом с большим губернским городом – верст двенадцать. Сейчас с окраины видны многоэтажные дома – так город разросся. Да и тогда: только лесок да несколько узких улочек пройти – и ты уже на первом базаре. А на лошади так и вовсе мигом. Потому в селе и останавливались на ночлег торговцы из дальних деревень: им одним махом от дому до губернских рынков дорогу было не одолеть.
А тут вечерочком отужинают своим хлебушком, что достанут из котомок, побалуются чайком из двухведерного хозяйского самовара, лягут вповалку на полу, а утром чуть свет запрягут лошадей и через час уж разворачивают на рынке торговлю. За постой платили хозяевам копеечки, а денежки копились. Так что из-за одного только удачного места было село зажиточным. Ну, так ведь и сами не ленились, работали. И торговали на рынке: мясом да молоком, зерном да яблоками.
Не только торговцы с товаром спешили в город. Каждую весну, как только сойдет снег, появлялся в деревне старик-нищий. Где он зимовал, никто не ведал. Но только каждую весну он заходил в деревню, стучался в ворота, прося милостыню Христа ради. Без подаяния его со двора не гнали: подать нищему – Божье дело. Вот и набивал он котомку хлебом да стряпней, а то и копеечку в карман прятал. Кто-нибудь сжалится, пустит нищего в хлев со скотом переночевать. А утром он вместе с торговцами ни свет ни заря в город подается. Там на рынках с весны до осени и просит подаяние. Где щедрый продавец да богатый покупатель, всегда денежка нищему перепадет. А первый снег падет, нищий отправляется в обратный путь. Было так и год, и два, и десять лет. Уж привыкли в селе к нищему старику. Чей да откуда, сколько лет и почему семьи нет, не спрашивали. Подадут милостыньку и забудут про нищего – своих забот полно.
Осенью под Покров опять появился старик в селе. Шел еле-еле, с трудом отрывал посох от земли, полы грязного оборванного зипуна тащились по грязи. Нечесаная бороденка свалялась, лицо серое, как старая шапка на голове. У ворот ближней избы свалился старик, не может дальше идти. Постучал посохом в ворота. Открыла баба-хозяйка, по привычке сунула нищему краюху хлеба.
– Мне бы отлежаться, болею я, пусти, хорошая.
– Самим тесно, – сказала баба и захлопнула ворота.
Посидел нищий, с трудом поднялся да дальше потащился. Все село прошел, да никто его не пустил. Вот и крайняя Никифорова развалюха показалась. Здесь не пустят, видно, на дороге помрет.
Хоть и богатое было село, да и таких, как Никифор, хватало. Мужичок он был тщедушный, на грудь слабый. Всю зиму кашляет, все ждут, видно,