– Прошу любить и жаловать: Денис, но, к сожалению, не Давыдов.
– Почему к сожалению? – включилась в процесс переознакомления Надежда. – Я, например, терпеть не могу гусар, да еще таких, какие стихи пишут между дуэлями.
Третий, однако, представился сам:
– А я Михаил Иваныч Бруснев. Происхожу из казаков. Из истории знаю, куда сбирался вещий Олег отметить неразумным хазарам, то есть шел к нам на Дон. Из географии, что тот же Дон впадает в Азовское море.
– А из математики? – лукаво спросила Надежда.
– Вот тут я – профан.
– А почему же тогда – технарь?
И тут Надежда поймала себя на стремлении немедленно доказать этим трем, что не так уж проста и, главное, не до той степени глупа, чтобы с ней разговаривали, как с обыкновенной курсисткой.
И вдруг заговорил Михаил Иванович:
– Был у меня один знакомый музыкант. Причудник такой.
– А что такое «причудник»? – поинтересовалась Ольга.
– Ну, значит, человек со странностями, – пояснил Бруснев. – Так он такую игру для своих гостей придумывал.
Усаживался оркестр, которым он руководил. Гасился свет. И потом в процессе игры начинал солировать тот или иной инструмент.
Кто угадывал, какой именно. Этот музыкант уходил.
– Ну и в чем был смысл? – спросила Крупская.
– А в том, чтобы так сыграть…
– И не быть обнаруженным? – подхватил зиновий.
– Вот именно!
Михаил Иванович помолчал, потом сказал:
– Таким должен быть и политик. Он обязан отличить скрипку от трубы даже в темной комнате.
После этого рассказа Надежде стало как-то уютнее именно рядом вот с этим Брусневым. Остальные двое вроде бы даже проскользили по поверхности ее восприятия и не оставили никакого следа, хотя и были, по всему видать, весьма умными юношами.
– Расскажите что-нибудь про Дон, – попросила его Надежда, когда они значительно удалились в лес, чуть приотстав от остальных, которых увлекал своей болтовней зиновий.
– Дон – река песенная. Нигде больше нет распевцев, как у нас.
– А я угадала, – сказала Надя, – «распевцы» значит певуны. Правильно?
– Не совсем. У донской песни есть зачинцы, которые, как нетрудно догадаться, берут под узцы тональность. Потом уже распевцы. Они добавляют мощи. Затем – подхватцы. Эти ждут, когда у распевцев иссякнет дыхание, они тут же вклиниваются своими голосами. И, наконец, дишканцы.
– А эти что делают?
– Дишканят.
– Как это?
– Ведут таким тоненьким голосом. Украшают песню.
– Целая наука, – сказала Надя. И вдруг попросила: – А спойте чего-нибудь.
Она увидела, как лицо Михаила Ивановича преобразилась. Одна рука была опущена по швам, другая чуть прихватила ремень, и он начал:
По Дону гуляет,
По Дону гуляет,
По Дону гуляет
Казак молодой.
По Дону гуляет
Казак молодой,
А дева там плачет,
А дева там плачет,
А