Я делаю глубокий вдох. Плакать я не стану! Но Мария сдавленно всхлипывает, и я больше не в силах сдерживать слезы.
– Фердинанд, я всегда буду тебя любить – независимо от того, в Австрии я или во Франции.
– Но когда ты вернешься?
Я заглядываю ему в глаза. Он такой красивый мальчик! Вот если бы Господь наделил его еще и крепким рассудком! Но сейчас положение таково, что при нем всегда должен быть кто-то, кто способен его направлять. Если бы я вышла замуж за Адама и осталась жить в Шенбрунне, эта роль была бы отведена мне. Теперь же ее будет играть кто-то другой.
Я протягиваю руку, глажу брата по волосам, по лицу, и моя рука делается мокрой от его слез.
– Я не знаю, когда вернусь, – честно признаюсь я. – Но ты в любое время можешь мне написать.
– А в гости к тебе можно будет приехать?
Я сглатываю комок в горле.
– Если будешь себя хорошо вести.
Но это чудовищная ложь. Хотя его слабоумие и болезненность известны многим, никто не знает, насколько ужасны его приступы. Наша семья усердно это скрывала. Для отца было жестоким испытанием видеть, как страдает один из его детей, но когда начались припадки и у Марии-Каролины… Это несправедливо! Правда, справедливость Христос никогда и не проповедовал. Только всепрощение и веру.
Я переглядываюсь с Марией, которая от огорчения даже не может говорить.
– Я хочу, чтобы ты и без меня продолжал заниматься. Папа на тебя очень рассчитывает. И я хочу, чтобы ты запоминал, о чем станешь мне писать, и когда будешь узнавать что-то новое – обязательно мне пиши. Будешь?
– Буду, – обещает Фердинанд.
– И не будь так строг к поварам! Они не могут готовить тебе вареники с абрикосами каждое утро!
Он строит грустную рожицу, и я смеюсь, хоть меня и душат слезы. Затем раздается резкий стук в дверь, и мы втроем замираем. Вернулся отцовский паж. На этот раз с ним Адам.
– Ваше высочество, все собрались и ждут вас.
Адам подходит ко мне и обнимает.
– Я буду за ним присматривать, – обещает он.
– Ему так нужна помощь! А отцу не всегда хватает терпения…
– Зато мне хватает. – Из всех военных Шенбрунна один только Адам нашел время учить Фердинанда верховой езде. И это Адам купил ему первый набор кистей, чтобы он мог, как я, заниматься живописью.
Я смотрю Адаму в лицо и не понимаю, как я смогу теперь жить без него.
– Я буду очень скучать! – шепчу я.
Отцовский паж ждет в дверях. Он деликатно отвернулся. Ни для кого не секрет, что Адам меня любит, и, когда я познакомлюсь с Наполеоном, я не буду стыдливой невестой.
Паж откашливается, и я крепче прижимаюсь к Адаму.
– Пора, – отзывается Адам, и голос его мрачен.
Мария берет меня под руку, и я вдруг понимаю, что все это происходит в действительности. Мы проходим через дворцовые покои, и придворные при виде нас расступаются – так, словно это похоронная, а не свадебная процессия. Некоторые отвешивают мне низкий поклон. Они знают, какую жертву я готовлюсь принести, и понимают,