В тот день я даже проснулась с макияжем – румяна и помада на губах остались еще с вечера. Я как могла смыла косметику под краном маленькой конторской раковины, на бортике которой громоздились грязные стаканчики из-под кофе. Повернувшись к двери, уголком глаза я вдруг заметила тебя, и меня пронзило острое чувство любви. Через пару секунд я сообразила, что это лишь мое отражение в большом настенном зеркале. Я подошла ближе и увидела себя, изможденную и неухоженную. Я срочно нуждалась в приличной одежде по фигуре, услугах парикмахера и стилиста. А тебе, чтобы выглядеть красавицей, ничего этого не требуется…
– Боюсь, вам придется подложить это, чтобы сымитировать животик, – сказала констебль Вернон и вручила мне небольшую подушку.
Я решилась озвучить вопрос, который не давал мне покоя с самого начала:
– Как думаете, почему хозяин квартиры, заявивший о пропаже Тесс, ничего не сказал о ее беременности?
– Не знаю. Спросите лучше сержанта Финборо.
Я засунула под платье сперва одну подушку, затем вторую и попыталась сбить их в некое подобие живота. В какой-то момент вся процедура показалась мне клоунским фарсом, и я засмеялась. Констебль Вернон вдруг рассмеялась вслед за мной, и я увидела, что она улыбчива от природы. Должно быть, ей приходилось много хмуриться, поскольку большую часть времени она выглядела серьезной.
В кабинет вошла мама.
– Принесла тебе поесть, – сообщила она. – Ты должна питаться как следует.
Я обернулась. В руках она держала большой пакет, набитый снедью, и ее забота искренне меня тронула. Однако, посмотрев мне в лицо, мама словно окаменела. Бедняжка. Фарс, в котором я углядела черный юмор, превратился в жестокость.
– Ты обязана все ей рассказать. Чем дольше затягиваешь с правдой, тем хуже последствия.
– На днях как раз видела чайное полотенце с такой надписью. А на обратной стороне было написано: «Никогда не откладывай на завтра то, что можешь сделать сегодня».
– Тесс!..
(Или вместо восклицания я просто испустила красноречивый вздох многомудрой старшей сестрицы?)
Ты звонко расхохоталась, невинно поддразнивая меня:
– У тебя еще остались трусики с вышитыми на них днями недели?
– Не увиливай от ответа! Между прочим, трусики-недельки я получила в подарок в девятилетнем возрасте.
– И что, надевала их в правильном порядке?
– Она будет очень обижена, если ты ей не расскажешь.
Я смотрела на маму, безмолвно отвечая на ее безмолвные вопросы. Да, ты была беременна; да, не сказала ей, и да, теперь люди на всем белом свете – как минимум те, кто смотрит телевизор, – узнают об этом.
– Кто отец ребенка?
Я ничего не ответила. На сегодня хватит ударов.
– Так вот почему она не появлялась у меня несколько месяцев! Стыдно ей, значит, было, да?
Это прозвучало не как вопрос, а, скорее, как утверждение. Я попыталась успокоить маму, однако она раздраженным жестом отмахнулась от моих слов, хотя жестикулировала