При дневном свете заметил Самсон, что пуля, вечером из винтовки вылетевшая, расщепила толстую дубовую дверь из коридора в гостиную и там же застряла. Повреждение двери оказалось неприятное глазу, но малозаметное, потому что находилось оно внизу, в вершке от пола.
Возвращаясь мыслями от вчерашнего случайного выстрела упавшей винтовки к жизни, понял Самсон, что наступила пятница, и именно в пятницу звал его доктор Ватрухин, чтобы глаза почистить.
В этот раз закрыл он за собой дверь квартиры на ключ, полагая, что красноармейская служба только к вечеру заканчивается. В стеганой ватной куртке и в грязых мятых штанах, чтобы не привлекать на улице внимания, отправился Самсон к доктору.
По Жилянской слышалось хлюпанье воды под сапогами прохожих. Мерзлые мусорные сугробы пахли сильнее, а это значило, что весна опять стала отвоевывать у зимы свое календарное пространство. Март нехотя приближался к апрелю. Где-то недалеко раздался звон трамвая, а через мгновение и сам он вынырнул с Владимирской и зазвенел по Жилянской к своей конечной остановке.
На углу с Кузнечной Самсона остановил стук молотков. Он удивился, оглянулся и увидел рабочего, стоящего на деревянной лестнице, приставленной к дому. Поверх названия «Кузнечная» он приколачивал кусок фанеры с черной надписью «Ул. Пролетарская».
Перед домом доктора Самсон ощутил беспокойство раньше, чем понял его причину. С фасада над дверью пропала длинная вывеска, извещавшая, что в этом здании принимает доктор глазных болезней. Сердце у Самсона сжалось, и из памяти вынырнул ночной шепот Федора: «Может, убить его?»
Страшные предчувствия, однако, не повернули Самсона вспять, превозмог он их и постучал в двери вежливо, как положено.
Пожилая прислуга доктора впустила визитера сразу. Выглядела она неважно, лицом была бледной, а вокруг глаз имела темные круги, говорившие о бессоной ночи.
– Ах да, – обрадовался, увидев Самсона, доктор. – Не забыли! Ну проходите, проходите! Тут пока Тонечка убирает.
Прислуга действительно начала подметать с пола разбитое стекло. Сам Ватрухин одет был в домашний теплый халат, но на плечах и на груди к халату прицепились опилки и какой-то другой плотницкий мусор.
– У меня тут ночью неприятное приключение произошло, – заговорил доктор Ватрухин, начав отряхивать халат, на который сам, казалось, обратил внимание только сейчас – благодаря пристальному взгляду Самсона. – Ворвались в дом два солдата, с постели подняли! Один кричал: «Лечи!» и винтовку наставлял. Оказалось, он своему товарищу при политическом споре глаз штыком выколол! А тут моя вывеска, как назло! И он этого беднягу с вытекшим глазом ко мне толкает! И кричит: «Лечи, сволочь!» Я ж ему пытаюсь объяснить, что лечить-то уже нечего! Но потом повел в кабинет, обработал рану, тот вопит, этот штыком меня в бок покалывает, торопит. Я объясняю,