<Такъ думалъ онъ о практической сторон дла, избгая мысли о ней, о Катюш. Ему страшно было думать о ней: она двоилась въ его глазахъ: то тихая, милая, ласковая, преданная тогда въ Панов, то таже, но съ несчастнымъ и наивнымъ выраженіемъ разсказывающая о томъ, какъ она, Любка, прізжала за деньгами и допила коньякъ. Но какъ ни ужасны были эти ея показанія, это всетаки была она, та самая Катюша, которая была въ Панов.
Какъ, что онъ будетъ говорить съ ней, онъ не зналъ и боялся думать и представлять себ, но онъ не отчаявался и зналъ, что онъ долженъ сказать ей то, что онъ намренъ сказать.>143
7.
На другой день, въ обычный день пріема, Нехлюдовъ похалъ въ Бутырскую тюрьму. Было воскресенье. <Во всхъ церквахъ еще шла обдня, и надъ Москвой стоялъ тотъ непріятный, напоминающій о суевріи, невжеств и фарисейств звонъ различныхъ жертвованныхъ благодтелями колоколовъ, гулъ которыхъ заглушаетъ людскую совсть.> Весна уже совсмъ установилась. Было тепло, листья березы, черемухи, тополя уже совсмъ распустились, и въ домахъ и магазинахъ выставляли и вытирали окна. Еще было рано. Лвая сторона улицы была въ тни и прохладна, но по середин поднималась уже пыль отъ гремящихъ по мостовой возовъ и пролетокъ. Еще слышенъ былъ ранній странный крикъ мужиковъ съ молокомъ и овощами, пріхавшими изъ деревень; на площадяхъ, засоряя ихъ навозомъ и сномъ, еще стояли воза съ сномъ и соломой и на Смоленскомъ рынк, мимо котораго онъ прозжалъ, кишла около палатокъ густая144 толпа народа съ сновавшими между нею продавцами съ сапогами и перекинутыми черезъ плечо многими парами выглаженныхъ панталонъ и жилетовъ.
У трактировъ уже тснились высвободившіеся изъ своей 6-дневной каторги фабричные – мужчины въ глянцовитыхъ поддевкахъ и сапогахъ и женщины въ шелковыхъ яркихъ платкахъ и пальто съ стеклярусомъ. Городовые съ желтыми снурками пистолетовъ стояли на мстахъ, по бульварамъ проходили прохожіе, и уже сидли няньки съ дтьми, изрдка прозжала коляска или карета.
На Долгоруковской улиц Нехлюдову встртились похороны съ пвчими, священниками въ ризахъ, золотой парчей, факельщиками и колесницей, запряженной лошадьми въ черныхъ попонахъ съ ушами, и поздомъ съ прилично заплаканными лицами въ первыхъ двухъ экипажахъ и равнодушными и даже веселыми лицами въ послднихъ линейкахъ.
Вотъ, налво