своего исключительнаго, всхъ другъ друга знающаго высшаго русского общества, среди котораго онъ былъ рожденъ: долженъ былъ имть для этаго т средства, которыя онъ имлъ, именно около 10 тысячъ дохода, долженъ былъ служить и современемъ занять видное, почетное мсто на служб, долженъ былъ во всемъ, въ своихъ привычкахъ, одежд, манерахъ, способ выраженія выдляться изъ толпы, быть distingué54 и вмст не долженъ былъ ничмъ выдляться: ни убжденіями, ни врованіями, ни одеждой, ни говоромъ отъ людей своего круга; главное, долженъ былъ въ томъ же исключительномъ кругу жениться и имть такую же семью. Онъ же желалъ совсмъ другаго. Съ самыхъ первыхъ лтъ юности, съ университета, сынъ сталъ нападать на исключительность свта и, какъ реакція противъ стремленій матери, сдлался, какъ говорила покойница Елена Ивановна, совершенно краснымъ, сближался съ товарищами, фамиліи которыхъ Нехлюдова никогда не могла помнить и которые въ гостинной разваливались и ковыряли въ носу пальцами, а за обдомъ или садились слишкомъ далеко, или клали локти на столъ и держали какимъ то необыкновеннымъ манеромъ вилки и ножи запускали себ въ ротъ по самые черенки. Но это бы все ничего, но въ это время Дмитрій Нехлюдовъ прочелъ сочиненіе Henry George «Social problems», потомъ его «Progress and poverty» и ршилъ что George правъ, что и владніе землей есть преступленіе, что владть землей также вредно, какъ владть рабами, и ршилъ, что надо отказаться отъ владнія землей. Во многомъ Елена Ивановна уступала55 сыну, во многомъ уступалъ и онъ. Мать уступила въ томъ, что позволила ему вытти изъ университета, изъ котораго онъ ршилъ вытти, убдившись, что въ немъ преподаютъ не то, что истинно, а то, что соотвтствуетъ нашему положенію вещей, – и похать за границу; въ томъ же, что сынъ хотлъ отдать свое небольшое доставшееся отъ отца имнье крестьянамъ, сынъ долженъ былъ уступить матери и не длать этого распоряженія до совершеннолтія.
За границей, куда Нехлюдовъ похалъ для укрпленія себя въ своихъ мысляхъ о преступности землевладнія, онъ56 нашелъ тамъ тоже, что и въ Россіи: совершенное замалчиваніе, какъ ему казалось, самаго кореннаго вопроса и неумныя разсужденія о 8-мичасовомъ дн, страхованіи рабочихъ и тому подобныхъ мрахъ, не могущихъ измнить положенія рабочаго народа. Разочаровавшись въ надежд получить подкрпленіе своимъ мыслямъ въ Европ, онъ хотлъ хать въ Америку, но мать упросила его остаться. Тогда Нехлюдовъ заявилъ, что онъ займется философіей въ Гейдельберг. Но профессорская философія не заняла его, и онъ ухалъ
<p>54</p>
<p>55</p>
, уступила тому, что онъ не здилъ въ свтъ, не занимался хозяйствомъ, но не могла уступить тому, что онъ хотлъ отдать свою землю крестьянамъ, что хотлъ жениться на крестьянк, что прямо отрицалъ т врованія, которыя она считала священными. Въ послднее время ея болзни – тяжелой болзни рака груди – онъ какъ будто оставилъ вс свои ей столь чуждые и противные планы и не тревожилъ ее разногласіемъ съ ней по всмъ вопросамъ, которые раздляли ихъ, а жилъ съ ней въ Москв, длая то, что она хотла. Въ числ этихъ желаній ея было его сближеніе съ Кармалиными. И онъ не усплъ оглянуться, какъ сближеніе это сдлалось уже для него самаго утшеніемъ и потребностью.
