Кто же успешнее борется с преступлениями всякого рода и больше содействует их искоренению, мы ли, христиане, показывающие радостность духовной жизни, из которой не вытекает зла, мы, действующие примером и любовью, – или же ваши правители и судьи, постановляющие приговоры по букве мертвого закона и в конец губящие своих жертв или доводящие их до самого крайнего ожесточения?
– Когда послушаешь тебя, – сказал Юлий, – то выходит, как будто вы и правы. Но скажи же мне, Памфилий, – почему люди относятся к вам враждебно, преследуют вас, гонят и убивают? Почему из вашего учения любви вытекает раздор?
– Причина этому не в нас самих, а вне нас. Сейчас я говорил о таких преступлениях, которые признаются преступлениями одинаково и государством и нами. Эти преступления представляют такой вид насилия, который нарушает временно установленные законы какой-либо страны. Но помимо этих законов, люди сознают в себе еще другие законы вечные, общечеловеческие, написанные в сердцах всех людей. Мы, христиане, подчиняемся этим божеским общечеловеческим законам, признавая в словах и жизни нашего учителя наилучшее, самое ясное и полное их выражение. А потому в наших глазах преступление есть всякое насилие, нарушающее заповеди Христа, так как они выражают закон Божий. Мы признаем, что, ради возможного избежания вражды против нас, нам следует исполнять и государственные законы той страны, в которой мы живем; но мы ставим выше всего закон божеский, управляющий нашей совестью и разумом, мы можем исполнять только те государственные законы, которые не противны Божескому. Кесарево – Кесарю, а Божье – Богу. Мы имеем в виду не только преступления законов одного какого-либо государства, в пределах которого мы случайно родились и должны жить; но прежде всего избегаем преступлений против воли Божьей, общей всей природе человеческой. И потому наша борьба с преступлениями и шире и глубже вашей – государственной. И вот это самое признание нами закона Божеского за высший закон тревожит и возмущает людей, ставящих выше всего какой-нибудь частный закон, например, закон своего государства или даже, как часто бывает, возводящих в закон обычай своей среды. Не желая или не будучи в состоянии стать людьми в настоящем смысле, в том смысле, в котором Христос говорил, что истина сделает нас свободными, эти люди ограничиваются положением подданного того или другого государства или члена общества, и потому естественно