– Не помнишь, стало быть. Бывает. Цветочками без разрешения по-прежнему приторговываешь?
– Сергей Васильевич, дорогой! Да я уж и думать забыл. Злопамятный вы человек.
– Профессия такая, – Рябоконь продолжал вглядываться в торговые ряды. – Так кто на тебя сегодня торгует?
– Обижаешь, дорогой. Честное слово, обидно, – разгорячился Тариэл. Разгорячился, впрочем, в меру. Так, чтоб не рассердить оперативника.
– А ну, цыц! И за мной, – взгляд Рябоконя обострился, он шагнул к цветочному ряду.
Следом под бдительным присмотром Мороза со вздохом двинулся и Тариэл.
Резко отодвинув одну из палаток, Рябоконь оказался внутри рядов. Растолкав перепуганных торговок, пробился к затихшей в углу пьяноватой старухе. Ни слова не говоря и никак не представляясь, выволок из-под прилавка огромную, на молниях спортивную сумку, в которую свободно можно было упаковать и саму старуху, заглянул внутрь. Перевернув, встряхнул. На прилавок высыпалось несколько чахлых гвоздичек.
– А ничего и нетути, – резонно продребезжала торговка. – Да уж и было-то два цветочка. Так ить своим потом растила.
Она икнула и, отчего-то повеселев, тихо запела. Ни сада, ни огорода старуха отродясь не имела.
Рябоконь швырнул сумку об асфальт и мрачно уставился на поющую. Рубец его на правой щеке заметно побелел.
– Ты что орешь, шкура? – прошипел он. Песнь оборвалась. – Имеешь умысел на нарушение общественного порядка?
– Да ить и не ору я вовсе, а как по правде хочу, – струсившая торговка быстренько вернулась к прозе.
– Кто цветы дал? – не сводил страшного, злого взгляда Рябоконь.
Старушка боязливо «стрельнула» в сторону Тариэла.
– Никто не давал. Свое, – еле слышно, но упрямо повторила она.
Рябоконь прикинул, что можно выжать из той паскудной ситуации, в какой оказался. Повел головой, подавляя загулявший по рядам ропот:
– Что? Игрища веселые с органами затеяли? А ну, вы, оба два, сюда!
Патрульные сержанты, которые при виде обэхээсника попытались незаметно улизнуть, вынуждены были вернуться.
– Куда смотрите, раззявы? Пьяные торгуют. Ее, курву, в вытрезвитель надо, а она в рядах буянит.
– Сергей Васильич, да ить сто грамм всего, – задохнулась торговка.
– И с памятью чего-то на почве хронического алкоголизма. А нам советский торговец трезвым нужен. Лечить будем, – пообещал Рябоконь, подозрительно оглядывая остальных. Остальные, впрочем, давно уж энергично спрыскивали свои букеты и глядели на власть предельно честно и лояльно.
– Тащите ее в отдел и оформляйте протокол по пьянке, – принял решение Рябоконь.
– Чего?! Что ж это, бабы?! – взвизгнула старуха, ухватив за рукав ближайщую к ней полнолицую, с неестественно поблескивающими глазами хохлушку. – И не вступитесь?!
– Да отчепись ты, зараза! – поспешно оторвала ее от себя та, не забывая искательно