Мама всегда поручала мне обслуживать гномов и убирать их номера. Однажды я протирала комод в Журавлиной комнате, и тут вернулся постоялец.
Во время работы я распевала «убиральную» песню, которую сама сочинила, и не слышала, как он вошел. Стоя в дверях, он слушал мое пение:
Я не хозяйка, а холопка,
И враг мой хуже врага,
С которым бьется рыцарь.
Сражаюсь я с грязью и пылью,
С мусором и гнилью.
Мое оружие – швабра и тряпка,
Ветошь и щетка.
Враг бежит, враг исчезает,
Враг побежден.
Но у него есть друзья,
А у тех друзей свои друзья,
У которых тоже есть друзья.
И как я ни стараюсь,
Грязи нет конца.
Объедки, помои,
Отбросы, отстои.
Грязь, грязь, грязь.
Вязкая, липучая,
Мерзкая, тягучая.
Я не хозяйка, а холопка,
И враг мой хуже врага,
С которым бьется рыцарь.
Гном, чье имя было жамМ, воскликнул:
– Надо же!
Я испуганно оглянулась и увидела, что он размахивает руками – аплодирует по-айортийски. Я залилась румянцем, но он не опустил рук. Тогда я улыбнулась.
Он улыбнулся мне в ответ, показав зубы, похожие на железные прутья:
– Мне понравилась твоя песня. Она очаровательна, если быть точным. А твой голос еще лучше.
Гном жамМ частенько наведывался в нашу гостиницу, хотя раньше мы с ним никогда не разговаривали. Я мысленно называла его «зеленый джентльмен»: «зеленый» – из-за изумрудных пуговиц на всех его рубахах, «джентльмен» – потому что он всегда держался вежливо, степенно, говорил тихо, не размахивал руками. У него были кудрявые каштановые волосы, маленькие, прижатые к голове уши и почти такая же, как у меня, бледная кожа.
– Мне уйти, мастер жамМ? – спросила я. – Прибраться я могу и позже.
Я надеялась, что он скажет «нет». Мне давно хотелось задать ему один вопрос, если представится случай.
– Нет, не нужно. Я хочу всего лишь подумать минутку. Если быть точным, я могу сделать это как в твоем присутствии, так и без тебя.
Он осторожно опустился на скамью перед камином.
Какой он все-таки милый! Я трудилась не спеша. Пока он не закончит думать – никаких вопросов.
Меняя наволочку, я размышляла, не почистить ли еще раз умывальник, когда гном поднялся.
– Ну вот, – сказал он. – Теперь можно не думать, наверное, до конца месяца.
Он что, шутит? Я неуверенно улыбнулась, держа подушку за уголок.
Он кивнул, все поняв по моему лицу:
– Да, это шутка. Не слишком смешная,