Об этом и сообщила няньке, оказавшись сызнова на проспекте. Та мысли о трапезе разделила:
– Отыщем сейчас ресторацию, морожеными с пирожными сыт не будешь.
– Грибов хочу, – решила я, прислушавшись к урчанию желудка, – жаренных со сметаной лисичек. Не сезон? Не получится?
Нянька на этих словах хихикнула, ткнув варежкой в вывеску, на которой вязью написанным «Жарю-парю» было изображено грибное семейство.
Заведение классом не отличалось, так себе харчевня. Но столы были чистыми и пахло хорошо, домашней стряпней и печным дымом. К нам подскочил половой в подпоясанной рубахе:
– Чего бырышни изволят?
Он провел нас через залу, потолок которой намекал, что в прошлой жизни ресторация была обычным подвалом, к дальнему столику у полукруглого высокого оконца.
– Грибочков? – Парень лихо отхлестал полотенцем столешницу. – И грибочков со всем уважением поднесу. Грибочки у нас замечательные, потому как только в нашем заведении их умеют без мочения либо квашения с осени в свежести сохранять. И дороговизна сохранных амулетов нас в стремлении гостей порадовать не остановит. Заведение у нас препопулярное, все мокошьградское чиновничество столуется, все солидные люди…
Маняша помогла мне разоблачаться, потом и сама рассупонилась, половой одежду подхватил, пристроил на вешалке в углу.
Заверениям его в популярности ресторации, или все же трактира, безлюдие оного противоречило.
– Обеденное время уже закончилось, а для вечери еще не подошло, – будто услышав мои мысли, сообщил половой. – На час раньше и мне для вас свободного местечка отыскать бы не удалось.
Наконец он удалился на кухню.
– Вот ведь болтун. – Я цапнула из вазочки горбушку и обильно ее посолила.
– Оголодала ты, дитятко, – пожалела Маняша, наблюдая как я вгрызаюсь в хлебушек.
А у меня тем временем кусок в горле встал. Потому что в залу вошли те самые анонсированные парнишкой столичные чиновники. Они оживленно беседовали, стряхивали снег, топали ногами. Трое мужчин и дама, тоже чиновница. Самый из них молоденький даму обхаживал, стоял с протянутыми руками, чтоб принять шинель. Женщина была хороша. Рыжая, а хороша как картинка. Личико точеное, с широкими скулами и аккуратным подбородком, глаза зеленющие, что твои смарагды. И сложена на диво соразмерно. Я пялилась на нее, чтоб не переводить взгляда на самого высокого из ее спутников, на статского советника Зорина.
– Битый час тебя, Эльдар, ожидали, – разносился под сводами зоринский бас, – обеденное время упустили.
Господин Мамаев что-то отвечал, но смысл ответа до меня не дошел.
– Иван Иванович! – воскликнула Маняша, остановив тем самым мою попытку спрятаться под стол. – А мы туточки с Серафимой!
Пришлось