– Ах, Маняша, мне это теперь решительно все равно.
Больше нянька не возражала. Гавр, приоткрыв один глаз, на фильму меня отпустил, благостно рыкнул, когда я пообещала на обратном пути к мяснику забежать за вырезкой для послушного мальчика.
– Значит, как в постель чудовища этого с собою брать, тут ты согласна, – ворчала Маняша, помогая мне с шубкой. – А в город на прогулку – кишка тонка?
– С тобою время хочу провести, – отвечала я с лаской в голосе, – как раньше. Гавр мне, конечно, друг, но внимания требует, что дитя малое.
В гостиной было пусто, поэтому об уходе я сообщила лакею, чтоб передал господам, если поинтересуются.
– Извозчик! – крикнула нянька, как только мы вышли за ворота.
– Оставь, – придержала я ее за руку, – давай пешочком пройдемся, как бывало.
Мы неторопливо шагали по Голубой улице, метель утихла, холодное зимнее солнце переползло уже за зенит, готовясь погрузить Мокошь-град в ранние сумерки.
– Отродясь я с тобою здесь по сугробам не скакала, – ворчала нянька, кутаясь в тулуп и многослойные свои шали. – И холод ты никогда не обожала, когда за горами зимовали, хотела до весны на печке оставаться. Что в твоих заграницах с тобою сделали? Кедровые орехи?! От которых у тебя горло пухнет и почесотка по всему телу? И их тоже возлюбила?
– Про орехи погорячилась, – призналась я искренне. – А холод и правда приятен стал, с тех пор как силу приняла.
Обернувшись, не смотрит ли кто, я вытянула из муфты руки и сняла с правой перчатку:
– Силь ву пле!
На ладони расцвел алый огненный цветок, я дунула на него, заставляя изменить цвет, еще раз, и еще, после смяла лепестки и бросила в снег.
– Солидно, – одобрила Маняша, любуясь превратившимся в лужу сугробом.
Вода моментально подернулась корочкой льда, и я не отказала себе в удовольствии проехаться по льду подошвами ботильонов.
– Как есть блаженная, – удержала меня от падения Маняша. – Так где ты теперь живешь и с кем? Предупреждаю сразу, про университеты гранадские ни слову не верю.
– И правильно не веришь. Папенька туману напустил столько, что кто угодно усомнится. Учитель у меня личный, навроде гувернера. Он странненький довольно, не каждого к себе приблизить решается, но ежели согласится, то ученик как в рабство попадает. Ничего мне не дозволяет, ни писем кому писать, ни книжек для развлечения читать, ни…
– Ты с ним вдвоем, что ли, живешь?
– Вдесятером, – доверительным шепотом сообщила я. – Он и учеников девять, я девятая, я отпираю, я запираю.
– Девушки есть? – Маняша тоже шептала.
– Нет! Я единственная.
Мария Анисьевна застыла, будто громом пораженная. Солидному господину в цилиндре дорогу заступила, тот обозвал ее теткой и даже замахнулся, чтоб в спину пихнуть, да после остыл, разглядев меня.
– Простите, – пискнула я карамельно и потащила няньку под руку. – И нечего ошеломляться, огненные стихии обычно женскому полу не достаются…