Kobiety w Europie Środkowo-Wschodniej w perspektywie interdyscyplinarnej. Группа авторов

написано в домонгольский период, а затем, получив популярность, многократно переписывалось. В своей жизни Евфросиния соединяла bios praktikos и bios theoretikos, согласно заветам Каппадокийцев74. Молчание, созерцание и молитва были у нее неразрывно связаны с общественной деятельностью: ей удалось основать два монастыря, привезти в Полоцк Эфесскую икону Божьей Матери, совершить паломничество в Иерусалим и стать образцом для своих братьев и сестер. В Житии Евфросинии Полоцкой подчеркивается важность чистоты, смирения и свободы от мирских страстей. В ее духовном облике видно большое сходство с Макриной, сестрой Василия Великого и Григория Нисского: обеих Жития75 описывают как красавиц, руки которых добивались многие достойные мужчины; отцы обеих планировали выдать их замуж, чего однако не случилось ввиду того, что святые рано осознали свое призвание во Христе и желание жить уединенно, вдали от суеты семейной жизни; обе с младых лет читали Священное Писание, хоть были знакомы и с языческой литературой; обе были необычайно здравыми и мудрыми как в мирских, так и в духовных вопросах. Однако, в отличие от Макрины, Евфросиния Полоцкая не испросила у матери позволения уйти в монастырь, а сделала это тайно. Обеих святых объединяет теплое и доброжелательное отношение к братьям и сестрам, у которых обе пользовались большим авторитетом, будучи, по сути, их учителями. Обе были игуменьями монастырей, смерть их вызвала неописуемое горе монахинь. Обе женщины вели себя героически в критических ситуациях.

      В Древней Руси Макрина также могла быть известна, поскольку в различные переводные флорилегии76 входили сочинения писавшего о ней Григория Нисского. Макрина стала универсальным идеалом христианской женщины-подвижницы. Матери пустыни, в свою очередь, также получившие известность на Руси, напоминают, скорее, раннехристианских мучениц, их подвиг слишком высок, необычен, тяжел, исключителен, чтобы стать распространенным на Руси.

      Естественно, что сходство ранневизантийских и древнерусских житийных произведений не представляет собой чего-то необычного ввиду очевидного влияния первых на последние, однако, стоит отметить, что в морально-религиозном идеале Руси, который был де факто идеалом аскетическим, не только нашлось место для женщины, но и жизнь этих женщин дает пример бытования философии аскезы в восточнославянской средневековой культуре.

      Библиография

      Brown P., Between Syria and Egypt. Alms, work and the „Holy Poor” [в:] Faithful Narratives: Historians, Religion, and the Challenge of Objectivity, ред. A. Sterk, N. Caputo, Ithaca 2014, c. 32–46.

      Carner D., Wandering, Begging Monks: spiritual authority and the promotion of monasticism, Berkeley 2002.

      Castelli E., Virginity and its meaning for women’s sexuality in early Christianity, «Journal of Feminist Studies in Religion» 2/1986, с. 61–88.

      Emmett A., Female ascetics in the Greek Papyri, «Jahrbuch der österreichischen Byzantinistik» 32/1982, c. 517–524.

      Les apophtegmes des Pères, collection systematique, т. 1, ред. J. C. Guy, Sources Chrétiennes 387, 1993.

      Wipszycka E., Ascetyzm kobiecy w Egipcie późnoantycznym: problemy źródłoznawcze i rzeczywistości [в:] Chrześcijaństwo u schyłku starożytności. Studia źródłoznawcze, т. III, ред. T. Derda, E. Wipszycka, Kraków 2000, с. 245–292.

      Wipszycka E., Ľascétisme féminin dans l’Égypte de l’antiquité tardive: un sujet difficile. Sur un livre de María Jesús Albarrán Martínez, «The Journal of Juristic Papyrology» 42/2012, с. 337–352.

      Григорий