– Петрович, выходи! – заголосила Ирина, пытаясь перекричать рёв грейдера, сиротливо прижавшегося к забору.
Женщина схватила цепь, обмотанную вокруг решётки, и замолотила ею по воротам.
В окне мелькнула сморщенная лысина сторожа. Михаил Петрович работал здесь с шестидесятых. В ту пору трёхэтажное здание было не интернатом, а пансионатом для престарелых. Затем, в начале девяностых, землю выкупил губернатор, устроив здесь дачу. Когда губернатора арестовали за взятки, его имущество конфисковали и объявили государственным. Дачу реконструировали под санаторий для туберкулёзников, а через пару лет, видимо излечив всех больных, передали социальной службе. И вот уже четыре года сюда привозят «волчат». Так Петрович называл интернатских детей. Они же звали его Нахалом Петровичем. Разумеется, за глаза.
Первым из сторожки выглянула заросшая морда водителя снегоуборщика. За ним, опираясь на трость и скаля зубы с золотыми коронками, вышел Петрович.
– Вот что ты всё время орёшь как резаная? На работу, что ли, спешишь? – крикнул старик Ире, а затем подтолкнул к воротам тракториста: – Да въезжай ты уже на своей тарахтелке. Ирка всё равно всех своим гоготом перебудит.
– Ах ты ж старый пень! – Повариха демонстративно подбоченилась, наблюдая, как сторож распахивает перед грейдером ворота.
Я наклонилась к Ире:
– Милые бранятся – только тешатся!
– Ой, да иди ты, Оля! Нужен мне этот лысик с пузиком!
– На своё пузико посмотри, Геннадьевна! Чтобы сапоги застегнуть, поди, спасателей вызываешь. – Мужчина хохотнул и отвесил поклон, пропуская нас на территорию вслед за трактором. – Проходите, барышни. Чувствуйте себя как дома, но не забывайте, что в гостях.
Когда прелюдия закончилась, Ира достала из необъятной сумки несколько полулитровых банок с едой, две пачки «Космоса» и термос:
– Смотри не ужрись до чёртиков, Нахал Петрович!
Что-то мне подсказывало, что в термосе был далеко не чай, и Петрович, оскалившись стройным рядом золотых коронок, подтвердил мои догадки.
– Подожди-ка, а хлеб? – недосчитался гостинцев сторож.
– Нету хлеба. Так пожуёшь.
– Как нет? Я ж видел у тебя в сумке буханку.
– Всё-то ты видишь, Петрович, когда тебе надо. А когда другим – слеп как крот. Детям это, детям, – рассердилась повариха и, когда старик потянулся к сумке, шлёпнула его по костлявым пальцам.
– Ребятам чёрного хлеба не привозят, – поддержала я повариху.
Сейчас