Я опустила поверх записки купюру с изображением красноярской часовни Параскевы Пятницы – покровительницы семьи и домашних животных. Почему-то именно сейчас меня позабавило, что на оборотной стороне десятки был изображён мост гидроэлектростанции.
Ирина закатила глаза, надула губы и отвернулась к чёрному окну.
– А зажигалку мужу подарю. А то он вечно на спички ругается. То намокнут, то сера паршивая. А тут, смотри, – одним движением я откинула металлическую крышку, из-под которой вырвался голубой огонёк, – импортная! Написано: «Зиппо».
Снова этот извиняющийся тон. Я, будто нашкодивший щенок, пыталась вымолить прощение хозяйки. Заискивание и вечно виноватый вид – результат странных воспитательных методов моей мачехи. Получить от неё похвалу или хотя бы снисходительную улыбку было невозможно. Что бы я ни делала, как бы ни старалась, женщина оставалась неприступной, как паспортистка в обеденный перерыв.
«Сама завязала шнурки? Теперь хоть мордень не расшибёшь». «Получила пятёрку? А до этого чего дурочку из себя строила?» «Защитила дипломную? Ну не зря хоть лампочки по ночам жгла, читая свои книжки».
Когда же мне предложили работу в загородном интернате, мачеха и вовсе с цепи сорвалась: «С ума девка сошла! Нет бы в школе остаться. В тепле тетрадки перебирать. Подавай ей вшивых детёв всякого отребья. Все нервы тебе вытреплют! Ещё и заразу какую в дом притащишь. А дорога-то, дорога! В поездах жить будешь. Одумайся, дурёха!»
Но я не одумалась. Страна только начала оправляться от нищеты девяностых. Чтобы выжить, надо было крутиться.
С утра до вечера я заставляла детей поверить в то, что они любят литературу. После уроков малевала по трафарету таблички с названиями улиц и номерами домов. Три раза в неделю бегала в администрацию города (про себя я звала её адом города) мыть полы.
Все кабинеты в «аду» были одинаковыми. Один письменный стол из ДСП размножили и поставили в каждое помещение. Такая же участь ждала стулья с зелёной обивкой, портреты президента, канцелярию, высокие книжные шкафы. Даже цветы в глиняных горшках, казалось, сошли с одного конвейера, чтобы пылиться на подоконниках казённого учреждения. За ними никто, кроме меня, не ухаживал. Это не входило в мои обязанности, но уж больно жалко было наблюдать, как растения задыхаются от пропитанного бюрократией воздуха.
Однажды, намывая полы в зале заседаний, я нашла золотую цепочку. Уходя домой, передала её вахтёру, а уже на следующий день мэр вызвал меня к себе и, сообщив, что я прошла проверку на вшивость, предложил заместить социального педагога в загородном реабилитационном центре-интернате. Там жили и учились дети, оказавшиеся в сложной жизненной ситуации. Градоначальник предупредил: работа временная. Но, как известно, нет ничего более долговечного, чем что-то временное.
И вот