Глеб изо всех сил напряг память. Даже зажмурился от усердия. И… кое-что действительно вспомнил! Мрачные кирпичные стены. Тусклый электрический свет. И полки с книгами. Много-много книг! О, книги!.. Добрые, умные, верные друзья…
– Эй, ты что, заглох? – вернул Глеба к действительности встревоженный голос Пистолетца.
– Не груби! – буркнул недовольный мутант. Надо же, как обидно, ведь начал уже что-то вспоминать, а тут этот приставучий огрызок!..
– Нет-нет, я нет… Я просто испугался. Зову тебя, зову, а ты молчишь. И глаза закрыты. Думал, хлопо тебе. Плохо, то есть. Худо.
– Эх, хлопнул бы я тебе, чтобы тоже худо стало! Ладно, куда ты там меня звал, обормот говорливый?
– Я еще по той, прошлой… нет, уже позапрошлой жинзи помню, что где-то тут должно быть большое село Ильинское. Там раньше и школа была, и гамазины, и почта, и даже церковь. Разрушенная, правда.
– Разрушенная церковь?… – насупился Глеб. В его мозгу от этого словосочетания вновь началась некая реакция, но устойчивой ассоциации так и не возникло.
– Это не я! – торопливо выпалил Пистолетец.
Мутант, не удержавшись, фыркнул.
– Ай-яй-яй! Как же мы теперь без церкви-то? Надеюсь, хоть почту ты пощадил? Да и школа нам сейчас – во как нужна!
– Я правда ничего не разрушал!.. А зачем нам церковь? И почта? И школа?… Не думаю, что они сейчас таробают, даже если целы.
– Как это зачем? Разрушать! Страсть как люблю почты со школами рушить.
– З-зачем?…
Мутант развел и согнул в локтях руки, сжал кулаки, напряг мускулы.
– Так ты посмотри на меня. Я же истинный разрушитель!
Выражение лица Пистолетца стало таким обалдевшим, что Глеб не выдержал и расхохотался.
– Да шучу я, шучу, – отсмеявшись, сказал он. Но не сдержался и добавил: – Я разрушаю только живое. Веди давай в свое Ильинское.
Село Ильинское и впрямь оказалось близко. Сначала путники вышли на сильно заросшую травой и кустарником дорогу. Пистолетец обрадовался, затараторил, что это точно та дорога, которая им нужна, что она тут одна всегда была, что теперь они считай дошли, что все будет замечательно и прекрасно, и что-то еще, маловразумительное и пустое – Глеб перестал вникать в смысл этого тарахтенья. Он шел и думал о своем. Пытался вспомнить, кто он такой и почему здесь оказался. Ничего из этого не вышло. То есть по-прежнему вспоминались темные кирпичные стены и книги, много книг. А еще что эти стены всплыли у него в памяти после упоминания Пистолетцем разрушенной церкви. Наверняка ведь неспроста! Но о чем это может говорить – неужели о том, что он жил в разрушенной церкви? Маловероятно. Если она разрушена, то как же в ней можно жить?… Ладно, что там еще? Название Великий Устюг вспомнилось после того, как Пистолетец сказал о морозильниках. Может, он из этого самого Устюга? Кто его знает, все