ни видеть весь этот мир, ни дышать без Кэтрин… Я просто не хотел жить. Но Эдгар… Он так доверчиво смотрел на меня круглыми глазенками, которые были у него разного цвета, как у моей мамы, – один карий, один голубой… Так трогательно чмокал розовыми крохотными губками, прося материнского молока… И я поклялся жить для него, для крохотного родного человеческого существа, бывшего и частичкой моей любимой девушки, – жить во что бы то ни стало! Между тем мне предстояло отправиться за рубеж, на некую военную операцию. Ребенка на время пришлось поместить в детдом, пока я не вернусь, ведь родственников ни у меня, ни у Кэтрин не осталось. Фрау Марта была уже нездорова и очень немолода. Она бы не смогла взять мальчика к себе. Я молился, чтобы Бог сохранил мне жизнь там, за границей. Сегодня, спустя много лет, я пишу все это в дневнике, который всегда ношу с собой, но, не имея права разглашать военные тайны, не могу называть места военных действий. Могу лишь сказать, что это все было в некотором царстве, в некотором государстве, за морями и океанами. И в этом государстве управлял делами некий президент, которого в мире знали все как великого тирана. А нашей задачей было организовать военный переворот. Однако военный переворот превратился в военные действия, как водится… Из серии «все против всех». В этой кутерьме я был как иголочка в стогу сена. Людей было много и с одной, и с другой стороны фронта, орудий также было предостаточно, и пули свистели постоянно у самих ушей. Бомбы взрывались, окутывая пылью и грязью солдат и офицеров. Многие военные умирали, будучи разорванными на мелкие части при прямом попадании бомбы».
